Оставим сенокос, заглянем вместе с тем же Шуркой Соколовым или его дружком Яшкой Петухом в том же июле в прозаический деревенский огород или на поле (в августе или сентябре они уже иные!). И вновь мы встретим подлинное пиршество совершенных в своем звучании, естественных красок и образов. Здесь "доцветает бледно-желтыми и фиолетовыми гроздьями картофель", "выбрасывает синюю тяжелую броню овес", "молодецки распушил ячмень шелковистые усы". А лен? И его не забудет представить - любимца и муку деревенских мамок! - писатель, знающий свою деревенскую вселенную: "На мохнатых, овеянных нежной позолотой тонких стеблях качаются бурые головки льна, похожие на горшочки с крышками".
Немного в современной русской прозе произведений, в которых юный герой, знающий, как нешуточна и сурова жизнь, был бы наделен таким светлым, жизнерадостным восприятием любых частиц неба, полей, лесов, звуков родной речи. Послушная лошадь Лютик, голубой лен, что словно "зажмурился" под вечер, подарки отца, привезенные из Питера ("подмоченная головка сахара, обрывок цепи, гвозди, волосатое клетчатое одеяло, "лампасея" в банке, спорок хорькового меха, изъеденный молью"), - все это Шурка умеет понять, связать воедино, оценить как частицу непрерывно текущей, не сдающейся перед натиском внешних бед, ударов жизни.
Это, пожалуй, самое важное и в характере юного героя и во всем художественном мире писателя. Действительно, богатство достовернейших деталей, сочных и невыцветающих красок, неповторимых композиций - встреч и расставаний Шурки с отцом, бед и тревог матери в годы войны, ребячьих походов на Волгу и в лес - ни в коей мере не застылое, не статичное. И не одними вспышками чувств "обжигается" слово, создается в романе чудесный лад фраз, описаний. Рядом с миром природы живет и бурный исторический процесс, чувство Родины юных героев зреет среди взрывов социальной борьбы...
Василий Александрович Смирнов (1905 - 1979) вырос в ярославском селе Синицыно возле города Мышкина в многодетной (он был вторым ребенком среди восьми братьев и сестер) семье крестьянина-питерщика... Это обстоятельство, наряду с грандиозными историческими событиями 1914 1917 гг., всколыхнувшими ярославскую деревню, весьма своеобразно отразилось уже в первых главах "Открытия мира".
...Читатель "Открытия мира" заметит, конечно, что уже в начале повествования оставшийся домовничать с Ваняткой, малолетним братцем, Шурка Соколов вместе с дружком Яшкой Петухом попадает из своего двора не просто на весеннюю улицу. Они попадают на шоссейку, на д о р о г у, уводящую и их помыслы в далекий Питер, куда нужда и безземелье загнали Шуркиного батьку. По этой дороге бредет само горе-злосчастие - то в образе нищих странников, то богомолок с детьми, то рекрутов, гонимых в жадный зев бессмысленной бойни... Эта дорога донесет в село весть о революции. По ней вернется потом без ног с войны и отец Шурки. Шоссейка, символ большой дороги, простора, подчеркивающий громадность России, кочевой зуд в ногах у многих, переливы человеческой массы из края в край - это замечательная находка писателя. Большой мир бросает свой свет на окрестности малой родины, осерьезнивает догадки и прозрения Шурки. Дом у дороги, человеческое гнездо среди стремительно обновляющегося мира, юность, растущая среди грозных событий... Такое соседство создает в художественном мире Вас. Смирнова множество невыдуманных событий, перемен, крайне глубоких духовных драм.
Кто является первым перед детворой, играющей у въезда в село? Писатель словно щадит эту доверчивость детства и начинает серию открытий с юмористического персонажа - с питерского официанта Миши Императора. Он открывает пеструю череду проходящих перед юным героем обитателей родного села и округи. Они проходят со своими печалями и надеждами, вечной борьбой за крохи радости и нередко чудесной поэтической одаренностью. И какая-то ранняя житейская сообразительность, охватистый умишко делают оценки Шурки и его "портреты" на редкость рельефными, социально определенными. Тот же официант Миша Император, поражающий блеском "самоварного золота" - дешевых колец, запонок, цепочек, - очерчен прежде всего лакейской дешевизной интонаций в описании роскоши "своего" ресторана: "Ламп нет, а свету целый потоп-с. Потому - электрические люстры. На стенах парча, шелк... зеркала... рога заморских быков, картины... Им-пре-са-ри-о, одним словом". А рядом с ним живут со своей правдой Ося Тюкин, знаток речных и лесных тайн, и религиозный Василий Апостол с глазами под густыми бровями, похожими на глубокие затененные колодцы, и лавочник Устин Быков, что ласково воркует в лавке, но способен, поймав ребенка в саду или огороде, набить ему штаны крапивой и "со вздохом" отправить домой...
Вообще портреты людей в сознании Шурки, слепки их душевной и хозяйственной деятельности, определенны и остры: герой стремится не просто видеть, но и изменить мир, оттеснить зло на периферию жизненного процесса. Плохое не просто плохо, но... антиприродно, бездушно, изгоняемо, оно отменимо! Как его отменить и изгнать? На это, правда, нелегко ответить в восемь-девять лет...
Социально-портретная живопись Смирнова превосходна не только благодаря емким, звучным подробностям, редкому его "слуху" на народную речь, но и благодаря обилию действий, движений в самой сердцевине характеров. Нельзя забыть и хорохорящегося питерца, отца Шурки, покручивающего усы, глядя на деревенское простодушие; выразителен портрет матери, человечность которой так подчеркивает "цвет небесный, синий цвет" ее глаз. Игра этого цвета действительно причудлива:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99