Данилка наметанным глазом опытного бойца сразу определил: была схватка. Двое мальчишек поцарапаны, а у Ярки надорван рукав платьица и на лбу приличная шишка. Данилку она встретила презрительным взглядом.
- Се-сейчас... - злорадно пообещал ей Яшка-адъютант. У него тоже была царапина на носу.
И тут с Данилкой случилось непонятное - отвел он взгляд в сторону, чтобы не встречаться с глазами Ярки, и неожиданно для себя сказал:
- Отпустите ее.
Яшка-адъютант икнул от удивления, войско рот разинуло. Ярка же усмехнулась, острым плечом презрительно вздернула и пошла не торопясь, будто на прогулочке.
- Ты-ты чего? - спросил Яшка-адъютант, растерянно хлопая белыми ресницами. - Да-дать ей на-надо было.
Данилка и сам не мог объяснить, как это получилось, что он отпустил Ярку. Только вдруг зачесались у него кулаки, чтобы "да-дать" Яшке-адъютанту подзатыльник.
Данилка молча пошел домой. Игра расстроилась.
Весь день Данилка был сам не свой. Войско вызывало его играть - не пошел. Сидел на крыльце и строгал ножичком палку. Мать увидела, послала дрова рубить. Нарубил. Потом огород копал, грядки делал, а сам все на Яркин огород поглядывал: не покажется ли. Ему почему-то очень хотелось увидеть ее, а зачем - и сам не знал. Увидеть, и все. Когда мать за солью послала, Данилка вместо того, чтобы сразу налево идти, в магазин, пошел направо, мимо Яркиного дома. И вместо соли купил горчицы. Мать отругала.
Вечером, когда стали сгущаться сумерки, стал он слоняться возле Яркиного дома, делая вид, что просто так здесь ходит, прогуливается. Но Ярки не было. В доме горел свет, по занавескам двигались тени, и порою ему казалось, что он узнает ее тень. Ходил-ходил, даже ноги загудели, но Ярка так и не показалась. Потом свет в доме погас - было совсем уже поздно. Стихло все на улице, только гудки паровозные тоскливо гудели на станции. Вроде бы потерялись они в большом мире. Он сел на лавочку, поджал ноги к подбородку, как сидела вчера здесь Ярка, и стал глядеть на звезды. Было очень грустно.
Он сидел в темноте и впервые не заботился, что родители ждут его и ему влетит за позднее возвращение. Он еще не понимал, что взрослеет, что прощается со своей прежней жизнью, с друзьями-мальчишками, которые остаются в беспечном детстве, а он входит в новую жизнь, с новыми радостями и бедами.
Он сидел озябший и смотрел в ночь. Где-то там, в темной звездной выси, по-шмелиному гудел самолет. Наверное, ночные полеты. Неподалеку от станции был аэродром. Там обучались военные летчики. Когда они шли строем по улицам станции и пели: "Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц..." - то все мальчишки оравой двигались за ними. Все пацаны мечтали стать летчиками...
Уходя домой, Данилка положил на Яркину лавочку ветку с распустившимися листочками, клейкими, нежно-зелеными, с горьковатым свежим запахом.
Наутро Данилка с удивлением рассматривал себя в зеркале, свои темные глаза, острые скулы, обтянутые смуглой кожей, и косую черную челку. Он смотрел на себя, как на чужого - долго и серьезно.
Данилка забросил свое войско, забросил учебу и все торчал на крыше сарая и глядел на двор Ярки, а в школе краснел, когда она смотрела на него. И все хотелось ему, чтобы однажды он шел мимо ее дома, а она опять бы сидела на лавочке и говорила бы про тополя. Он похудел, вытянулся как-то сразу, и мать только головой качала, заметив, как коротки становятся ему штаны, совсем еще новые, недавно купленные. А отец, довольно поглаживая усы, басил: "В нашу породу попер. Я тоже за неделю вымахал".
Потом начались экзамены. Данилка еле-еле вытянул их и со скрипом перевалил в шестой класс.
Сразу после экзаменов Ярка уехала. Уехала навсегда куда-то на Камчатку, в далекий и загадочный край, где ездят на собаках и охотятся на тюленей. Данилка видел, как хлопотали в их дворе со сборами, как ее отец, мать и сама Ярка таскали упакованные вещи на телегу, чтобы везти на станцию сдавать в багаж; видел, как провожали ее девчонки из их класса и соседи, а сам подойти не посмел. Взобравшись на густой тополь, смотрел, как прощается с соседями Ярка, смеется и все поглядывает в сторону его дома. Он догадывался, что она ждет его, но спуститься с дерева на глазах у всех постыдился и досиделся до той поры, когда вся Яркина семья пошла на вокзал. Он слез с тополя и тоже пошел на вокзал. Но на перроне так и не решился подойти к Ярке, потому что рядом с ней были девчонки из их класса, ее родители и еще какие-то взрослые. Данилка выглядывал из-за станционного сарая и хотел, чтобы она посмотрела в его сторону, молил ее, но она не услышала.
Поезд ушел, платформа опустела.
Данилка вышел из-за сарая и тихо побрел туда, куда ушел поезд. Он чуть не попал под маневровый паровоз, и его долго ругал молодой машинист, выглядывая в окно и показывая замасленный кулак.
Данилка сел на откос у полотна дороги, на холодеющую траву. Был закат. Дальний лес четко вырисовывался на багровом вечернем небе. К закату убегали рельсы, тускло блестя и взбираясь вверх, словно на небо. Далеко-далеко в неизведанную даль ушел поезд и увез Ярку. Данилка вдруг вспомнил весенний вечер, такой же закат и Ярку, легко сидящую на лавочке.
К горлу подкатили слезы, и он глотал их, стыдясь самого себя.
Данилка долго сидел на отсыревшей траве, глухой ко всему на свете. Уже зарождался туман в низинах, холодно блестели рельсы в лунном безразличном свете, а он все сидел, чувствуя одинокую затерянность.
В придорожном лесу закуковала кукушка. По привычке он стал считать, но сбился со счету, твердо, однако, зная, что кукушка именно ему обещает долгую-долгую жизнь. Как после болезни, посмотрел он вокруг новыми глазами, понимая, что переступил какую-то черту жизни и стоит на пороге чего-то большого, еще не изведанного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49