А я мысленно представляю, как толща воды перегорожена сетью, как, разинув огромную пасть, надвигается на косяк трал, как шарахается рыба от черной тени «богородицы» и попадает в трал. Нет ей спасения, со всех сторон теснят ее — вон сколько судов вокруг! В век НТР куда уж рыбе тягаться с человеком! Вопрос только в том — в чей трал она угадает. И каждый капитан, конечно, хочет, чтоб в его.
Скоро конец моей вахты. Ноги гудят, плечи ломит. Странно, вроде бы никакой физической нагрузки на руле, но от постоянного напряжения, от постоянной готовности выполнить приказ капитана, от неусыпного наблюдения за стрелкой компаса — усталость как на покосе.
— Ну, все! — решительно произносит Носач.— Поднимаем трал.
Он идет от фишлупы к заднему большому окну рубки, где уже приготовился лебедчик Володя Днепровский, белокурый, улыбчивый и веселый парень, бывший ракетчик.
— Давай! — кивает ему капитан.
— Есть ручки на ручки!—лихо отвечает Володя и крепко кладет ладони на черные рукоятки управления лебедками.
— На палубе! — гремит голос капитана.— Подъем трала!
Бригада добытчиков бегом становится по своим местам, а шлюпочную палубу усеивает люд, свободный от вахт. Все, кто не спит, все, кто не занят, все здесь. Первый трал! С него начинается промысел. Есть примета — будет полный, значит, рейс выпадет удачный, если нет— пиши пропало. Рыбаки слегка суеверны. Потому и нет равнодушных к первому тралу.
Вздрагивают натянутые ваера — толстые тросы, наматываемые на барабаны лебедок, гудят, тяжело идут. Бывалые рыбаки с радостью прислушиваются к ним. Тоже примета: загудели — есть рыбка!
За кормой невесть откуда взялась стая чаек. Тоже хороший признак. Кто-кто, а чайки рыбу чуют. Они вперед нас видят трал. Кричат, кружат над водой. Базар! Среди чаек носятся олуши. Чем-то они напоминают в полете «Ту-154», а ныряют в воду как ракеты. Сложат крылья — блюм! —и скрылись в зеленых волнах. Удар точен и неотвратим. Через несколько секунд выныривают из воды с рыбой в клюве. Порою вдвоем вцепятся в одну и рвут друг у друга, шлепают по воде крыльями. Проглотив добычу, орут, вертят головой. Взлетают тяжело, набирая разгон по воде. А потом одна за одной, сделав заход, снова пикируют на трал.
Моряки на шлюпочной палубе встречают олушей восторгом: есть рыбка в трале! Лица рыбаков сияют, они похохатывают, крепко припечатывая ладонями друг друга по спине. Кажется, есть, кажется, заловили! Но все же и тревога на лицах. Черт его знает, трала еще не видно! А чайки и последнюю рыбешку могут повыдергать из ячеек.
Штурман Гена извелся. Не может отлипнуть от бинокля, воду хочет пронзить взглядом. У него даже голос вздрагивает.
— Есть или нет? А? — обращается он неизвестно к кому.— Хоть бы было! А?
— Не суетись!—хрипловато бросает ему капитан. Он единственный на траулере сохраняет спокойствие.
А уж кому, как не ему, волноваться! Ведь именно он гонялся за косяком. И сейчас будет обнародован результат. И от этого или упадет, или еще выше поднимется авторитет капитана.
— Хоть бы было,— стоном стонет штурман Гена.
— Ступай на свое место! — сердито приказывает ему капитан.— Твое дело — на нос смотреть, а не на корму.
Штурман Гена бежит к пульту управления.
— Как тут? — спрашивает он меня, торопливо окидывая взглядом горизонт. Убедившись, что все нормально, что никто и ничто не грозит нам, поворачивается спиной к носу траулера и опять прилипает к биноклю, уставив его на корму.
— Я выключу тебе этот телевизор! — грозит ему Носач.— Смотри вперед, а не назад.
Штурман Гена поскуливает, оглядывает опять горизонт.
— Чего тут смотреть, чего тут смотреть! — шепчет он мне.
Действительно, какой тут — «смотри вперед!». Голова сама поворачивается назад. Я тоже то на горизонт посмотрю, то на компас, то оглядываюсь, втихаря конечно.
И вот из глубины, растолкав волны, как подводная лодка, неожиданно легко всплывает долгожданный трал. Толпа матросов облегченно и восторженно ахает!
Есть! Есть рыба!
За кормой неуклюже распарывает волны туго набитый длинный трал. Перехваченный поясами, он похож на гигантскую зеленую жирную гусеницу, внезапно показавшую спину. Даже страшновато смотреть. Теперь видно, что трал тяжел, хотя всплыл легко. Позднее я узнал, что чем больше заловлено в трал, тем легче он всплывает: рыб распирают их собственные воздушные пузыри. Зеленое тело трала во всю длину опоясано желтыми кухты-лями, будто гигантской ниткой крупных бус.
Все ближе подтаскивают к корме трал, все громче орут чайки, все нервнее и стремительнее пикируют олуши. Штурман Гена что-то хочет сказать, но издает горлом только придавленный писк. Взглянув на него, капитан даже меняет гнев на милость, усмехается и идет из рубки.
— Тонн двадцать! — наконец преодолев спазму, почти выкрикивает вслед Носачу штурман Гена и опять захлебывается от восторга.
— Четырнадцать,— бросает ему капитан и сбегает по трапу.
Как только трал оказался на палубе и его длинное, туго набитое серебристой рыбой туловище тяжело разлеглось, заняв почти все место, радио наше заработало. Сейчас на нас со всех судов направлены бинокли.
— «Катунь» — «Бриллианту». Сколько подняли? Прием.
— «Катунь», «Катунь», ответьте «Мамину-Сибиряку». Сколько тонн? Прием.
— «Катунь», сколько заловили? Прием.
— Арсентий Иванович, сколько там у тебя в мешке?
— «Катунь» — «Сапфиру», «Катунь» — «Сапфиру», сколько поймали? Прием.
К рации подходит штурман Гена и вяло отвечает:
— Да так, не очень... тонн семь.
Я удивляюсь: что это вдруг штурман Гена начал прибедняться? Сам же говорил — тонн двадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130