глядя на рулевой автомат, я сказал, что скоро все на кнопках будет — вот уже и знаменитый штурвал, много веков служивший верой и правдой моряку, заменили маленьким штурвальчиком — мизинцем можно повернуть. «Ага,— согласился Володя.—Нажал кнопку — и спина мокрая». И кивнул на палубу, где матросы-добытчики тащили толстенный и тяжеленный трос — ваер, Тащили, как бурлаки, наклонившись вперед чуть не до палубы.
Лебедчик Володя крепкий, плотный, русоволосый, усы светлые, глаза серые и всегда улыбается. Он десять лет уже в море, обошел вокруг света (раньше перегонял суда). Ходит с финкой на боку, осталась привычка с тех пор, как добытчиком работал на палубе с тралом, где всякое может случиться и нож необходим матросу, чтобы освободить себя, если запутается в дели. Теперь он лебедчик. Мне нравятся его открытый характер и веселость. Он мне уже порассказал всяких морских историй.
В судовой библиотеке я взял «Госпожу Бовари». Читал давно, ничего уже не помню. Помню — жена изменила мужу, да еще слова Флобера: «Эмма — это я». И вот сейчас, задрав ноги, листаю роман. Посмотрим, что это за Эмма. И вдруг ловлю себя на мысли: какая странная ситуация — за бортом океан, тралим рыбу, лежу, задрав ноги, и вдруг эта госпожа Бовари. Почему я здесь, с этой госпожой? Вот уж действительно нарочно не придумаешь!
А ногам все же легче. Опухоль спадает.
Через три часа пошел смотреть второй трал. Попалась какая-то красная и почти круглая, как небольшой диск, рыба. Названия ее никто не знает, но прозвище прилепили сразу же — «доллары». Вылили эти «доллары» на палубу, возле чанов. Носач ругается на добытчиков: «Как навоз в колхозе навалили! Старпом куда смотрит?» Тин Тиныч смущенно улыбается, молчит, ничего не объясняет, не оправдывается. Вытащили всего тонн пять. Оказывается, это мало, это — не улов, это — смех. А я-то думал, вот это поймали — пять тонн! Шутка ли!
— На этих «долларах» мы ничего не заработаем,— скучно обронил штурман Гена.— Скумбрию надо ловить. Рыба дорогая. И вал будет, и заработок. А потом бы на луфаря!
И лицо его приобрело восторженное выражение. Опять этот луфарь!
— Замолотили бы, как в старые добрые времена! — продолжает Гена.— Раньше рыбаки заколачивали — деньги в карман не влазили. Боцман один был: когда пароход приходил к причалу, этого боцмана все таксисты встречали. Тогда всего шесть такси было в городе. Боцман получал деньги — бухгалтер и кассир прямо на пароход являлись, не то что сейчас — не дождешься, когда с тобой рассчитаются. Шел боцман по улице, а за ним три такси. В одном — шляпа, в другом — плащ, в третьем — пачка сигарет. И ночевал он в такси. И платил, не считая.
Штурман Гена рассказывает, видимо, байку, каких много насочинено вокруг моряков, но лицо его восторженно светится, и чувствуется, что он восхищен боцманским заработком. Я не раз слыхал в городе такие байки о бичах, о «старых добрых временах». Но теперь как-то странно слышать такое.
— Теперь не то,— вздохнул Гена.
Да теперь даже и представить себе невозможно, чтоб вот так шел рыбак, а за ним тянулся бы почетный эскорт из такси.
Время до вахты проскочило быстро, туда-сюда — и вот я уже за штурвалом. В рубке Носач играет с Симкой, молодой кошечкой, красивой, в тигровую масть, с белыми носочками на лапках, с белым воротничком и брюш-„ ком. Симка пользуется любовью всей команды. Она любит приходить в кают-компанию на диван и занимать именно капитанское место. Я уже видел, как Носач упрашивал ее освободить место, но она даже и ухом не вела, лежит себе, и баста.
И никто еще не знает, что в середине рейса произойдет ЧП. Симка окажется Семеном. Будет составлена авторитетная комиссия из матросов для установления пола Симки; и после долгих споров Симка сделает поразительный кульбит, покинет слабый пол и перемахнет в сильный. И станет Семеном.
Ну а пока что Носач, не ведая будущего, играет с Симкой. И на эту игру неодобрительно смотрят двое: штурман Гена и Чиф. Штурман Гена — потому что не понимает, как это можно сейчас, когда надо загонять косяк в трал, играть с кошкой, а Чиф — потому что однажды имел схватку с Симкой и вышел из боя с поцарапанным носом. С тех пор врага своего не трогает, но и глаз с него не спускает.
Третий трал мы оборвали.
Видимо, наскочили на «топляк», то есть затопленное судно. Может, с времен войны тут лежит. И это дало возможность штурману Гене тихо сказать: «Поиграли с кошечкой». Но это он уж зря! Носач все же загнал рыбу в трал, а вот вытаскивал его именно Гена, сам и налетел на «топляк».
Капитан разнес его.
ГОЛОСА В НОЧИ
В рубке темно, только матовым светом приглушенно светятся приборы. Мелко дрожит под ногами корпус судна. Там внизу надежно и спокойно работают мощные двигатели.
Справа, слева, спереди и сзади нас разноцветные судовые огни. Это рыболовные траулеры бороздят океан. Работа идет днем и ночью. Ночью, правда, поспохойнее — уставшее начальство спит.
Носач тоже ушел придремнуть. Он последние сутки не ложился, все гонялся за косяками. Когда он спит — не знаю. Когда бы ни пришел в рубку — капитан колдует над фишлупой. Но сейчас его нет. И в рубке идет тихий разговор. Подсвеченное светом компаса, недвижно висит в темноте крупное и задумчивое лицо старшего электрика. Он часто приходит в рубку поговорить, отвести душу. Особенно когда в рубке нет капитана. Вот и сейчас стоит ко мне лицом, но смотрит мимо меня, на ярко освещенную палубу на корме, где добытчики готовят трал к отдаче. А я смотрю на картушку компаса — держу курс — и внимательно наблюдаю за морем, не пересекает ли кто нам дорогу, и прикидываю — на каком расстоянии мы разойдемся вон с тем траулером, идущим нам навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130