внизу ее образовалась уже бахрома, а воротник был в нескольких местах заштопан. Под глазами у Федора, которые он все старался защуривать, синели болезненные полоски, и мохнатые брови над ними беспокойно подергивались; волосы его были жидки и редки, но непокорны и в беспорядке дыбились на темени, отчего и казалось, будто над головой у него стоит дым - как над вулканом; и это очень подтверждало отзыв о нем благочинного, который в клировых ведомостях, в графе о поведении, написал, когда Федора увольняли за штат: "Поведения он весьма тихого, но характера горячего, а в защите своих прав и доброго имени настойчив до самозабвения..." Последнее слово было даже подчеркнуто.
- Садись-ка да расскажи, - пригласил дедушка. - Вот пирожка не хочешь ли пожевать; не знаю только - которые с чем.
Он снял с пирогов газету и опять сказал:
- Поешь. Тут был который-то с рыбой.
- С рыбой хорошо, - согласился Федор, беря и откусывая первый попавшийся пирог.
- Постой! Ты с вареньем взял.
- Ничего, я и с вареньем люблю, - сконфузился тот. - Хорошо тепленького проглотить... хорошо!.. Ну, вот и позавтракал; спасибо, - говорил он, вытирая сладкие губы.
- Возьми еще пирожок да чайком прихлебни.
- Спасибо. Не откажусь... Вот он и с рыбой попался.
Солененькая рыбка... хорошо! Очень соленая... прелесть!
- Ну, - проговорил дедушка, раскалывая щипцами сахар на мелкие части, у нас без тебя нового было много, а хорошего - ничего: торговля плохая, товар наш из моды выходит; не только икону купить, а и в церковь лоб перекрестить не идет наша публика, вот до чего доучились.
И ни бог и ни царь на них не потрафляют; все не по-ихнему! Крепостными хотят всех крестьян опять сделать... Нешто это терпимо!
- Не удастся им это! - горячо крикнул Яша из-за своей конторки. - Ни за что не допустим!
Федор в недоумении раскрыл свои большие серые глаза и глядел то на дедушку, то на Яшу, отодвинув от себя даже стакан с чаем.
- Христос с вами! Кто же этого хочет? Никто не хочет!
- Студенты хотят! Ученые хотят!
- Крепостных желают, такие-сякие! - сердился дедушка, сжимая в кулак свою сухую, уже слабую руку. - Надо им показать... крепостных-то!
- Да что вы, миленькие мои! - пытался успокоить их Федор, начиная нервно гладить себя по бокам и груди. - С чего это вы так вдруг?
Он встал, но опять сел.
- Что вы, что вы!.. И нет этого нигде, и быть этого не может, и сказал вам, должно быть, про это человек невоспитанный... худой человек!
- Вот кто сказал, - с удовольствием перебил старик, указывая на дверь, которую отворял Благодетель, входя в лавку. - Добро пожаловать, господин! А мы как раз об теперешних делах рассуждали.
Федор поднялся со скамьи, нагнул немного голову в ответ на поклон Благодетеля и отошел в сторону, за большое распятие, стоявшее среди магазина, и оттуда глядел пристальным холодным взором на незнакомца.
- Очень рады вас видеть; садитесь, - говорил дедушка, указывая на освободившуюся скамью. - А его можете не стесняться, - кивнул он на Федора, - это свой человек и старинный приятель.
- Духовные лица чрезвычайно желательны и должны быть украшением нашего дела. И во многом они нам будут полезны... Кланяюсь вам, батюшка.
- И я вам кланяюсь, - просто ответил Федор, не выходя из-за распятия.
Все помолчали.
- Знаете князя Сардинина? - спросил Благодетель.
- Как не знать: известный князь.
- А вы знаете, что он обещал нам тысячу рублей на расходы? Он очень сочувствует нам и советует собраться да решить - как и что. Сегодня вечером, в восемь часов, пожалуйте в здешний трактир; там мы все и устроим. Комнату я уже взял.
- Дедушка, надо пойги! - вызвался Яша.
- Непременно идите. И вы, Семен Никитич, пожалуйте.
Может приехать и сам князь! - с таинственной важностью сообщил Благодетель.
- А кто да кто будет?
- Красавицын придет - родственник ваш; соседи ваши будут, брандмейстер один... Хоругвеносцы хотели прийти... Народу человек тридцать соберется. А в следующий раз всех позовем; а у нас теперь - тысячи!.. Не угодно ли, батюшка, и вам пожаловать? - обратился он к Федору.
Но тот отвечал по-прежнему сухо и холодно:
- Я вина не пью.
- Какого вина? - удивился Благодетель.
- Никакого.
- Да ведь у нас будет собрание; деловое собрание. Патриотическое!.. Никто про вино и не думает.
- Извиняюсь. А мне показалось, будто зовете вы нас попировать на княжеские деньги. Значит, я не так понял.
После болезни я вообще что-то стал непонятлив. Да и в больнице у нас случай был: тоже одного молодого человека на собрание пригласили, очень серьезное собрание, вот как у вас. А наутро оказались все пьяные и в непотребном доме... После этого молодой человек и в больницу попал...
Вот я и спутал все это. Уж извините.
Всем стало неловко. Все молчали.
Федор, облокотясь на нижнюю перекладину креста, стоял с согнутой спиной и молча ожидал неприятности. Ему было жаль покидать эту лавку, жаль было и Яшу, и дедушку, и самого себя, но сердце его начинало гореть, и он мысленно обрекал уже себя на изгнание. Он ждал сейчас, что Благодетель обидится и скажет ему что-нибудь резкое, и вот сердце его разгоралось и готовило достойный ответ.
Но в это время вошли покупатели, и разговор кончился.
- Так мы вас ждем, - сказал Благодетель.
- Непременно, - ответил Яша.
А дедушка уже был занят продажей и, не слушая их, говорил кому-то с упреком:
- Этот лик нехорош? Помилуйте: надо бы лучше, да не бывает-с!..
IV
Трактир, в который вечером отправился Яша, находился недалеко от их лавки и занимал собою под огромным многоэтажным домом обширный подвал с толстыми каменными стенами и сводчатым каменным потолком. Маленькие окна его выходили прямо на тротуар, точно лазейки, и посетителям видны бывали днем только одни ноги прохожих и слышались только беспрерывные глухие звуки шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13