Его рука дрожала, когда он поднимал бокал, чтоб промочить пересохшее горло. Бокал был тот, что налит был для гостьи Он не заметил этого, отхлебнул и огляделся, чувствуя себя точно после глубокого обморока вновь ожившим.
Только тогда собрался он с мыслями и задумался Человеку, дошедшему до той границы, до которой дошел Рыбаков минуту назад, есть о чем подумать Он понял ясно, что с прежней жизнью окончен расчет и что с этой минуты началась для него новая, иная жизнь.
Теперь, после всего пережитого, Рыбаковым овладела радость существования. Ему казалось, что в душе его звучат какие-то гимны, какие-то песнопения, но они были неуловимы и только чудились ему звучащими, как струны.
В контору он больше не пошел ни разу; написал письмо, что болен и служить далее не может, а заработок просил прислать ему по почте Лето было в разгаре, погода стояла прекрасная, и он предпочел целыми днями бродить среди зелени в пригородных рощах, среди полевых цветов и душистой земляники, прислушиваясь то к журчанью лесного ручья, то к шуму листвы, колеблемой теплым ветром, или в просторе полей к песне жаворонка, невидимого в небе в лучах солнца. Все эти звуки сливались для него в одно радостное целое, а старые прошлогодние сучья, потрескивавшие под ногами в сырых оврагах с их грибным запахом, бессильно напоминали о чем-то темном, миновавшем и позабытом.
Когда в конторе стало известно об его отказе от службы, Синюхин подошел к Зое Егоровне и сказал, пожимая плечами и недоуменно жестикулируя рукою:
- За границей мистификации проходят гладко и очень весело. А с нашими дураками и пошутить нельзя... Дикари!!
- Нехорошо, что мать-то у него была сумасшедшая, - ответила Зоя Егоровна. - Как бы по ее стопам не пошел.
- Ну, к этому мы с вами ни в какой мере не причасти ы.
- А вдруг он, в самом деле, в консерваторию поступит? А потом знаменитостью сделается? На нас тогда и не взглянет.
- Вместо консерватории-то не попал бы в дом сумасшедших. На это больше похоже.
- Все талантливые люди, говорят, немножко сумасшедшие либо уроды. А вдруг он на самом деле талант?
Ей становилось досадно, что Рыбаков не зашел даже проститься с нею, и если станет артистом, то, конечно, уж не будет даже здороваться при встрече, а это задевало ее самолюбие.
- Мне почему-то верится, что из него выйдет артист.
И скоро.
А Рыбаков действительно будто переродился. Мир стал для него полон звуков, мелодий, настроений. Бродил ли он по рощам и лугам, лежал ли в траве под тенью деревьев, плавал ли в лодке по озеру, ему чудилась везде музыка; печаль сменялась радостью, а радость печалью.
Иногда по целым часам он сидел за роялем, увлекаясь и забываясь; музыкальные импровизации были отзвуками его теперешнего душевного состояния; тень счастья витала над ним. Нередко он брал нотную бумагу и заносил свои настроения. Сначала это были отрывки без связи между собой, но мало-помалу он привел их в стройный вид, потом много работал над ними и, наконец, озаглавил:
"Тень счастья" - музыкальная фантазия. В нее он вложил ьсе своп переживания последнего времени, все огорчения, увлечения, обиды, надежды. Но то, что получилось, не удовлетворяло его. Хотелось, чтобы звучала скрипка, как тогда в ресторане, где он чуть не погиб. И он вновь принялся с увлечением за работу. Он написал новую вещь, еще более близкую его душе, более короткую, но более сильную - для скрипки, и тоже назвал ее: "Тень счастья".
Однажды в сквере Большого театра он встретил старика Явера, бывшего своего учителя музыки во времена отрочества. Тот сидел на скамье и мечтательно глядел на колоннаду театра, в котором прослужил целую жизнь оркестрантом.
Рыбаков обрадовался встрече, подошел, напомнил о себе и разговорился. Явер был уже сильно стар, с белой как снег бородкой и лысой головой, на которой оставалась только позади, возле шеи, полоска редких седых, но вьющихся волос: только глаза, все еще черные и большие, не потеряли жизни. Не без смущения Рыбаков рассказал ему о своей работе.
- Принесите. Давайте посмотрим, - сказал ему Марк Наумович.
На другой же день он читал принесенные ноты, кивал в такт головой и иногда чуть слышно пробовал голосом уяснить себе какое-нибудь сомнительное место.
- Ну что ж, - сказал он, окончив чтение. - Есть ошибки, погрешности. Надо их исправить. А в общем, кажется, недурно. Оставьте тетрадь и заходите на будущей неделе.
Поговорим.
Обрадованный и польщенный, Рыбаков просиял.
Через неделю он вновь пришел к Яверу.
- Сами вы играли ли вашу вещь? - спросил старик. - Нет? А другой кто-нибудь играл ее вам? Тоже нет? И вы не слыхали, что написали? Ну, так садитесь и слушайте.
Мы вам ее исполним. Садитесь.
Он открыл клавиатуру рояля, разложил ноты и достал из футляра свою скрипку.
- Рашель! - громко проговорил он, отворив дверь в другую комнату. - Иди играть.
- Внучка моя - Рашель. Познакомьтесь.
Вошла девушка, совсем юная, черноглазая, хорошенькая, с ласковой улыбкой. Она просто поздоровалась с Рыбаковым и сейчас же села за рояль, без всяких предисловий. Марк Наумович постучал пальцем по одной клавише, попробовал струну, подтянул ее и стал з позу, У Рыбакова замерло сердце.
Началось.
Он ушам своим не верил, слыша, как звучит рояль, как поют струны скрипки. Казалось, что не он написал это, а кто-то другой. Но как все близко, родственно, как знакомо! Одиночество, жажда друга, тоска по радости - все, что змеей сосало его сердце, - все здесь звучало сейчас, и как звучало! Никогда он не чувствовал себя таким счастливым, как в эти минуты. Вот - слышит он - отживает его тоска, уже струны запели о приближении друга, и увлечение, и любовь хлынули потоком, а счастье чистою голубицей кружит над его головой, выбирая место, куда слететь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9