– Сегодня.
– Надеюсь, вы остановились в нашей гостинице?
– Разумеется.
Гертруда Иоганновна любезно улыбнулась.
– Я провожу вас, - сказал Гравес.
Он взял ее под руку, и они направились к выходу. У дверей он остановился.
– Все было чрезвычайно мило. Но, дорогая фрау Гертруда, для чего вам понадобилось выдавать еврея Флича за француза?
У Гертруды Иоганновны сжалось сердце.
Гравес ласково улыбался.
– Господин Гравес, - сказала она, с трудом подавляя дрожь в голосе. - Фирма предпочитает иметь на службе живого француза, а не мертвого еврея.
Гравес весело рассмеялся.
– С вами приятно иметь дело, фрау Гертруда.
– И с вами, господин Гравес. Надеюсь, он останется французом! - добавила она не то вопросительно, не то утверждающе.
– Я ваш друг, - Гравес. щелкнул каблуками и склонил голову.
Гертруда Иоганновна, поднялась по лестнице, миновала коридор, открыла дверь своего номера, вошла, заперла дверь на ключ и, ухватившись за портьеру, опустилась на пол. Сил больше не было.
А Гравес вернулся к своему столику.
– Она прелесть, - сказал фон Ленц. - Как вы думаете, штурмбанфюрер, удобно будет нанести визит маленькой хозяйке гостиницы? Какие она предпочитает цветы?
– Скорее всего красные, - ответил задумчиво Гравес.
– Фюрер тоже предпочитает алые розы, - сказал фон Ленц. - Цвет здоровой крови!

8
Землянки партизанского отряда "Смерть фашизму!" были вырыты в сосновом бору, с трех сторон охваченном болотами. Вырыты наспех, мелкими. Никто не верил, что придется жить в них и зимой. Ждали, вот-вот войска, стянутые Сталиным с Урала, Сибири, Средней Азии - велика же страна! - сомнут гитлеровцев.
Командира отряда "дядю Васю" никто из партизан еще не видел, он мотался по области, организовывал продовольственные базы, создавал подпольные группы, инструктировал, разъяснял, налаживал.
В лагере распоряжался его заместитель Ефим Карпович Мошкин. У него было моложавое лицо, всегда желтое, и белки глаз желтые. Разговаривая, он машинально поглаживал подреберье: болела печень.
Пятнадцать лет Мошкин проносил форму. Работал в уголовном розыске, был политруком конного эскадрона, стал заместителем начальника милиции, а командовать не умел. Взрывался, кричал на подчиненных, но быстро отходил, чувствовал себя неловко, извинялся, менял свои приказания. В лагере быстро разгадали его "слабину", выполняли распоряжения кое-как, а когда он начинал требовательно повышать голос, отвечали: "Не кипятись, Ефим Карпыч. Тут - партизаны-добровольцы, а не казенная милиция".
Впрочем, Мошкин не так уж много требовал, потому что и сам считал, что собрались они здесь ненадолго. Зимовать вряд ли придется. Важно сохранить людей, кадры.
А потом появился "дядя Вася". Он пришел, не замеченный беспечным дозором, с тремя молодыми парнями. Двое были вооружены немецкими автоматами, у третьего в кобуре на ремне - наган. Они побродили по лагерю, заглянули в землянки, поели пшенного кулешу на кухне. И нигде никто их не остановил.
И только в землянку, где расположилась санчасть, их не пустила строгая докторша.
– Сюда нельзя, молодые люди, здесь санчасть, а не клуб.
– И много у вас больных? - спросил "дядя Вася", потрогав светлую круглую бороду, к которой он, видимо, еще не привык.
– А вы кто? - ответила докторша вопросом на вопрос.
– Так, вообще…
– Странно. Вы из какого взвода?
– Из своего, - ответил "дядя Вася".
– Что-то я вас не припомню.
– А мы - новенькие.
– Новенькие? Тогда проходите в землянку, на медосмотр.
"Дядя Вася" и его спутники спустились в землянку с низким бревенчатым потолком и маленькой самодельной печуркой в углу. Середину землянки занимал крепко сколоченный, покрытый белой простыней стол. Вдоль левой стены тянулись деревянные нары, на которых могли бы разместиться человек десять. Они были пусты, только в углу горкой лежали розовые и голубые подушки без наволочек и стопка синих больничных одеял.
У противоположной стены на деревянных полках были разложены лекарства, бинты, хирургические инструменты, стояли блестящие никелированные бачки. А возле, на скамейке сидела девушка в белом халате и кухонным ножом щипала чурку на лучины.
Она взглянула на вошедших и строго, видно подражая докторше, сказала:
– Оружие повесьте у входа, на гвоздики.
"Дядя Вася" кивнул. Парни повесили оружие.
Вошла замешкавшаяся наверху докторша.
– Клава, это новенькие, - сказала она, покосившись на висящие автоматы. - Раздевайтесь до пояса.
– Мы здоровы, - возразил один из парней.
– Раздевайтесь, - приказал "дядя Вася".
Парни послушно скинули пиджаки и рубахи.
И тут вошел в землянку Мошкин.
– Звали, Василиса Сергеевна?
– Что ж это, Ефим Карпович, в лагере - новенькие, а меня не поставили в известность? Ведь мы договорились.
– Какие-такие новенькие? - удивился Мошкин.
– Обыкновенные, - сказал "дядя Вася". - Уж и своих не узнаешь?
Голос показался знакомым. Мошкин пригляделся.
– Что, борода мешает? - усмехнулся "дядя Вася".
– Товарищ Порфирин! Здравствуйте. Как вы здесь оказались?
– Это у тебя надо спросить. Твои вороны в дозоре стоят.
Мошкин сокрушенно развел руками.
– Детский сад. Балаган, а не боевой лагерь, - жестко сказал Порфирин. - Шатаются четверо посторонних и хоть бы кто остановил! Спасибо, доктор, за санчасть. Василиса Сергеевна, правильно?
– А ведь я вас не узнала, товарищ Порфирин, с бородой.
– Сбрею. Придет время, - сказал Порфирин. - Ну, Мошкин, показывай свой штаб. Будем разбираться. - Он взглянул на часы. - Распорядись собрать командиров в шестнадцать ноль-ноль. А вы, Василиса Сергеевна, делайте свое дело, - он засмеялся. - А то мои парни замерзнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101