Тебе бы показать свою смелость. Но ты напустил в штаны, а еще говорят: милиция! Не поспеваешь шагать в ногу со временем.– Я ничего не боюсь, дядюшка, но не хочу лезть в дела, которые кажутся мне несправедливыми.– По-твоему, устранить кривду несправедливо?– Какую кривду? Отчего вы ходите вокруг да около, не скажете прямо?– Кривду, жертвой которой стал я. Я как человек! Матей Лакатош!– Нет, папаша Лакатош, – закончил разговор Якуб Калас, – никакой бумаги я вам не напишу.– Не напишешь? Ладно! Я этого тебе не забуду, Якуб Калас! И очень скоро все тебе припомню! Вот какие пошли времена, Якуб Калас!– На время, папаша, не слишком-то полагайтесь.– На время я не полагаюсь. Я полагаюсь на себя. А с тобой, Калас, мы еще встретимся!Они встретятся. Пройдет ночь, и будет новая встреча. Неприятная, но важная. Якуб Калас почти обрадовался, что последнюю точку в истории с Беньямином Крчем он поставит именно в доме Матея Лакатоша. 21. Сюда допускается только избранное общество Дом Матея Лакатоша был самым красивым на всей улице. Снаружи никакой роскоши, скорее, гордая скромность заявляла о себе белой облицовкой и огромными окнами, которые архитектор поместил в глубине воздушных лоджий. Кто бы сказал, что под этой современной, со вкусом спланированной громадиной скукожился прежний обыкновенный деревенский дом с двумя просторными комнатами, темной кухней и длинной галереей? Только старожилы, а тех становилось все меньше и меньше, нет-нет, да и вздыхали: эх-ма, времена меняются и дома вместе с ними! Мало кто мог взять в толк, как это упрямый старый крестьянин дал согласие, чтобы сын перестроил дедовское жилье. Может, из-за смерти старой Лакатошихи старик подчинился, сломался, а может, у него у самого работал внутри этакий мощный насос, который безостановочно гонит наверх со дна души желания, скрываемые, но неистребимые: быть первым в деревне, первым любой ценой, быть впереди и выше всех, принадлежать к избранным! И верно, история дома не закончилась его перестройкой. Следующая сенсация заключалась в том, что сын Лакатоша Филипп, даже не обжив новые владения, переехал в город, в каменный многоквартирный дом. Большие люди могут себе позволить такие маленькие причуды. Только позже, когда он развелся с женой, многие догадались, в чем тут закавыка, и должны были признать, что Филипп Лакатош человек прозорливый и мудрый. Дело было простое и ясное: поскольку дом формально оставался во владении Матея Лакатоша, бывшая супруга Филиппа претендовать на него не могла. Как видите, закон, охраняющий интересы брошенных жен, бессилен против деревенской смекалки!Плачь сколько хочешь – не поможет, дорогая отставная супружница! Можешь жаловаться хоть самому господу богу!..Единственный, кто поселился в доме основательно и надолго, был сын Филиппа Игор. Они с дедом хорошо друг друга понимали, с дедом он ладил даже лучше, чем с отцом, ведь в сравнении со стариком Филипп был сухарь. Самым привлекательным местом стал для паренька подвал, просторное помещение близ котельной, куда сам старый Лакатош не ходил и где Игор поначалу устроил тайник, бункер, а потом и совсем бог знает что! Впрочем, кому это известно… Известно-то каждому, во всяком случае, многим, только говорить об этом как-то не принято, поскольку добрая старая мораль повелевает кое на что закрывать глаза. Старшина на пенсии именно потому и восстановил людей против себя, что видел и то, что видеть не полагалось. А если и не видел – так чуял, уж это точно!Инстинкт подсказывал Якубу Каласу, что он должен осмотреть как раз подвальные помещения дома Лакатошей. Наверняка там подтвердилось бы не одно его подозрение. Его не интересовали ни деревенские сплетни о домашнем сейфе Лакатошей – несгораемом чудище, якобы вмурованном в фундамент: ход к нему, как гласила молва, ведет из подвала, и Лакатоши складывают туда деньги и прочие ценности (золото, золото, золото…), которых у них больше, чем во всем селе. Калас понимал, что за этими разговорами, за этой по-своему волнующей легендой кроется самая обыкновенная зависть, и не обращал на них внимания. Его интересовало лишь то, что было связано со смертью Беньямина Крча.– Ну, Якуб Калас, тебе хоть кол на голове теши, – встретил старшину старый Матей Лакатош. – Будет лучше, если ты сразу уйдешь. Я не желаю, понятно тебе – не желаю, чтобы ты рыскал по моему дому. Нет у тебя такого права! А не то – покажи бумагу.– Папаша, вы лучше меня знаете, что я к вам явился не затем, чтобы устраивать обыск, – усмехнулся Якуб Калас. – Зашел поговорить, словцом перекинуться. Хотел бы повидаться с Игором.– Игор на работе, там его и ищи, нет его дома! – рявкнул старик. – В эту пору он всегда на работе!– На работе его трудно отыскать, – лавировал Якуб Калас, оттягивая время. – Я его ищу, а он отправился в отпуск. Прихожу домой, а вы советуете искать на работе…– Дома его об эту пору не бывает, мог бы сообразить.– Ну что же, обожду.– Якуб Калас! – Старый Лакатош стоял в дверях в позе проповедника. – Сейчас только полдень! Игор вернется вечером, может, даже затемно. Я не желаю видеть тебя в своем доме! Три раза я приходил к тебе, просил, тебе не угодно было помочь старику! А теперь мне неугодно тратить время на пустые разговоры. Наши дорожки давно разошлись, товарищ! Заруби себе это на носу! – Старый Матей Лакатош презрительно осклабился.– Значит, и поговорить меня не пригласите?– Не приглашу, Якуб Калас! Этот дом не для твоих поганых глаз!– Однако, папаша, я бы хотел, чтобы вы знали… – Старшина решился на небольшую атаку. – Словом, вы должны знать, что с Крчем я уже все выяснил. Абсолютно все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78