К вечеру старик снял с перемета полсотню жирных, пятнистых, как форель, донских бирючков, наварил ухи и угостил Кольцова. После ужина Кольцов с Мишакой пошли поить лошадей. Лошади забрели по колена в воду и долго пили. Было тихо. Над Доном, из-за каменских садов, поднималась большая красноватая луна. Откуда-то с того берега доносилась протяжная, печальная песня. Кольцов заслушался.– Славно поют, – вздохнул.– Тут, Ляксей Василич, – согласился Мишака, – поют так поют. А уж хороводы ежли водить, – за каменскими бабенками никому во всем уезде не угнаться!– Айда съездим? – предложил Кольцов.– Гуляем! – захохотал Мишака. – Айда! 4 На зеленом выгоне собрались ребята и девушки. Они сидели на бревнах, сваленных возле общественного хлебного амбара – «магазея», и пели.Вдруг песня оборвалась.– Тимоша идет! Глянь, глянь, Тимоша идет! – послышались веселые голоса.Пьяненький мужичок в рваном полушубке, крохотный, сморщенный, словно засушенный валуй, пошатываясь и наигрывая на жалейке, подошел к бревнам.– И-их, кралюшки! – вскрикнул и, растопырив руки, кинулся к девушкам, да споткнулся и упал.– Чижол, Тимоша, – засмеялись ребята. – Гля-кось, земля не держит!– Не! – возразил Тимоша, подымаясь. – Ничаво, я легкой…Он приложил к губам жалейку и только собрался заиграть, как из-за церковной ограды наметом вылетели Кольцов и Мишака.– Э-эх, раздавлю! – заорал Мишака.– Честной компании! – спрыгнув с седла, низко поклонился Кольцов. – Позвольте, господа, погулять с вами…Парни сняли шапки, поздоровались.– Садись, господин купец, гостем будешь. Ну-ка, ребята, возьмите лошадей!– На сухую гульба что обедня без трезвону, – дурачась, под общий смех, пропищал какой-то шутник.– Да ай купец не поднесет? – подстрекнул Тимоша.Кольцов достал из кармана черкески горсть медяков.– Не погребуйте, господа, – сказал, ссыпая деньги в рваную Тимошину шапку. 5 Хоровод стал в круг. В середину вошел парень в черной поддевке, скинул шапку и надел венок из вишневого цвета. Притопывая лаптями, раз, другой прошелся по кругу и вдруг, остановясь, высоко, звонко запел: – Ты стой, моя роща,Стой, не отцветай!Стой, мил хороводец,Стой, не расходись!Я в том хороводе,Молодчик, плясал.Плясал я, молодчик,Сронил я веночекПротив батюшки,Против ро́днова… Он снял венок и бросил его наземь. Хоровод, до тех пор молчавший, стал ходить, и все запели: Ой ты, батюшка, пойди,Венок подыми! Батюшка не захотел идти подымать, и парень стал опять ходить в круге. Он пел, упрашивал матушку поднять венок. Однако и матушка не подняла. Тогда парень в черной поддевке жалобно загоревал: То – горе мое,Гореваньица!Головка мояСпобедненькая!Сердечко моеЗанывчатое,Занывчатое,Надрывчатое! В избах услышали песню, и вскоре вокруг хоровода собрался народ. Старики стояли, важно опершись на длинные палки. В лугах перекликались дергачи, майские жуки гудели в прозрачном воздухе, ребятишки бегали за ними по выгону, сбивали их ветками. Бесшумно, словно во сне, мелькнула летучая мышь, на колокольне раза два жалобно крикнул сыч.Кольцов тихонько отошел к изгороди, облокотился на слегу. Какая-то сладкая тоска охватила его, сжала сердце, заглушила все шумы. Медленно-медленно поплыли длинные звуки. Он вздрогнул: что это? «Часы», – догадался и поглядел на колокольню. Возле нее росли сосны. Их верхушки вырисовывались на лунном небе, как узорные, резные крыши теремов. С необыкновенной ясностью прозвенела строчка стиха. Кольцов легко вздохнул и улыбнулся. Вынул из-за пазухи потрепанную тетрадку и, послюнив огрызок карандаша, принялся записывать. 6 Мишака увидел, что Кольцов стоит один.«Вишь ты! – с обидой подумал, – Шумел: гулять будем, а сам ушел». Кольцов стоял неподвижно, спиной к хороводу и что-то вроде бы разглядывал на ладони. Вроде бы напевал что-то. «С бусорью малый!» – весело рассудил Мишака и подобрался поближе.Кольцов в самом деле пел: Там, где терем тот стоит,Я люблю всегда ходить…Ночью тихой… Запнулся, почеркал в тетрадке. Ночью тихой, ночью ясной,В благовонный май прекрасный, – продолжил вполголоса. Напев был знакомый: «Ты стой, моя роща».– Славная песня, – похвалил Мишака – Я такой не слыхивал.– Да я, брат, и сам ее только-только схватил, – словно прислушиваясь к чему-то, сказал Кольцов.– Ну-ка, ну-ка, – не отставал Мишака, – далее-то, далее как? Ах, в том тереме простом… Несколько парней подошли к ним и, послушав немного, стали подпевать.– А что, – разошелся Мишака, – нешто девок кликнуть?– Верно, верно, – раздались голоса. – Домашку, Любушку… Эти – мастерицы!Вместе с девушками приплелся и Тимоша. Мишака запел, парни подхватили. Сперва робко, затем смелее вступили девичьи голоса, и уже слова: Ах, в том тереме простом…Есть с раскрашенным окномРазубранная светлица,В ней живет душа-девица, – пропели ладно, уверенно, и Тимоша затейливо вывел жалобный напев на простецкой своей, но такой говорливой жалейке.– Стой! Стой! – крикнул вдруг Мишака. – Ты, Любушка, знаешь, пожалостней тут… Ну-ка, лапушка, ну-ка! Разрывайся, грудь моя! – залились Любушка с Мишакой, – Буду суженым не я… – Эх, ты! – бросил жалейку Тимоша. – Спасибо и спасибо! – низко поклонился Кольцову. – Отогрел душу, милый же ты человек! 7 Когда Алексей собрался ехать к гурту, оказалось, что Мишака пропал. Возле изгороди на выгоне стояла одна кольцовская Лыска, Мишакиного мерина не было.«Наверно, вперед уехал», – решил Кольцов и, попрощавшись с каменскими певцами, шагом поехал по улице к реке.Село кончилось, над лугами шевелился туман. Кривою богатырской саблей сверкнула излучина Дона. «Вот и сложили песенку», – подумалось радостно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106