На деревьях, узорных решетках оград, на фонарях лежал толстый слой инея. Редкие пухлые снежинки мелькали на сером печальном фоне неба и города. Навстречу, с потертым портфелем под мышкой, засунув руки в карманы, трусцой бежал старенький чиновник.– Скажите, почтеннейший, – остановил его Кольцов, – как мне пройти к Сенату?– Прямехонько-с! – на бегу буркнул чиновник.Да, в этом городе все спешили.С письмом от Станкевича Алексей пошел прямо к Неверову, но тот уже уехал в министерство. Тогда он решил разыскать Сребрянского. Андрей жил в Измайловском полку, на третьем этаже огромного мрачного дома. Растрепанная и, кажется, пьяная баба провела Кольцова через тускло освещенную грязную кухню. Пригибаясь под развешанным бельем, Кольцов прошел темный, пахнущий кошками коридор и постучал в низенькую, обитую рваной клеенкой дверь.– Войдите, – сказал из-за двери незнакомый хриплый голос.Сребрянский лежал на постели.– Никак Алеша?! – растерянно произнес, поднимаясь.Друзья обнялись.– Ну, что ты? – спросил Кольцов, присаживаясь на скрипучую, покрытую ветхим одеялом кровать. – А я твой голос не узнал – хрипишь. Вид, знаешь, у тебя… Ты болен?– Да, видик неважный, – согласился Сребрянский. – Не жениховский. Читал, читал, – кивнул на растрепанный номер «Телескопа». – Сам Белинский пишет… Это, брат, понимать надо!– Ну, что там! – отмахнулся Кольцов. – Вот, Андрюша, позволь тебе, как другу и учителю…Он порылся в мешке и вынул книжечку.– Тут вот… надписал тебе, от всего сердца…Сребрянский равнодушно полистал книжку.– Спасибо, – сказал. – Какой я учитель…Кольцов пристально поглядел на друга. Тот сидел, тяжело дыша, сгорбясь, опустив руки на колени.– Тебе лечиться надо, Андрюша… Экой ты стал!– Пустая затея, – вяло откликнулся Сребрянский. – Сожрал меня сей город каменный! 2 С тяжелым чувством шел Кольцов по туманным, прямым и широким улицам Петербурга. Равнодушно глядели большие окна домов, стыли статуи, спешили равнодушные люди, равнодушно падал мокрый снег.«Неужто это – конец? – вспоминал глубоко, в черноту ввалившиеся глаза Сребрянского, бедную неопрятность его постели, его хриплый, раздраженный голос. – Где пылкая речь, звонкий смех? Да он и ростом словно ниже стал… Эх, Андрюша!»К неверовскому дому он пришел в сумерки.Неверов принял ласково, но с той присущей ему чопорностью, которая больше смахивала на сухость и которая, как панцирь, облекала все его существо. Синие очки придавали особенную мертвенность его узкому бритому лицу.– Я вас уже знаю, – ровным, скучным голосом произнес Неверов. – Знаю и по письмам Николая Владимирыча, да и по вашей книжечке. Вообще, – Неверов покривился деревянной улыбкой, – вообще же для вас это может быть приятной неожиданностью: вас знают в Петербурге. Мой друг Краевский на днях сообщил мне, что ваши песни известны Василию Андреичу Жуковскому и он дал о них весьма лестный отзыв. На то время, – продолжал Неверов, – какое вам понадобится пробыть в Петербурге, вы можете поселиться в моей квартире. Не благодарите, – движением руки остановил Кольцова. – Это удобно и для меня, ибо я располагаю написать о вас биографическую статью. Таким образом, вы у меня будете всегда под рукой, и я, как живописец, стану писать с вас литературный портрет. Это также будет полезно и для вас, любезный Алексей Васильич, – заключил Неверов, – ибо у меня иногда собираются литераторы, знакомство с которыми может оказаться для вас и полезно и поучительно.Он проводил Кольцова в его комнату и, сославшись на крайнюю занятость, проследовал к себе в кабинет. 3 В канцелярии одного из сенатских департаментов, пригнувшись к закапанным чернилами и сургучом столам и бойко скрипя гусиными перьями, сидело десятка два чиновников. Длинная деревянная загородка отделяла их от посетителей.– Виноват-с, – робко обратился Кольцов к ближнему чиновнику, – не откажите, прошу покорнейше… на каком столе дела о земельных арендах?Не поднимая головы, чиновник махнул неопределенно. Кольцов подошел к другому.– Почтеннейший… к кому мне по земельным арендам?Чиновник усердно строчил, не замечая его. Кольцов покашлял в кулак и снова обратился:– Почтеннейший!Господин в шубе нараспашку и в меховом картузе взял Кольцова под руку и отвел в сторону.– Вы, я вижу, впервые здесь, так вот-с… Чиновник, каналья, рта не раскроет, пока вы ему рубля не дадите.– Спасибо за науку, – улыбнулся Кольцов и, подойдя к первому чиновнику, положил возле его руки рубль. Чиновник накрыл его листом бумаги.– – Вам по арендам-с? По каким именно? По земельным? Из седьмого департамента? Ага… Так это к Афанасию Игнатьичу. Афанасий Игнатьич!Афанасий Игнатьич обернулся на зов и тотчас уткнулся в бумаги.– Виноват-с! – сказал Кольцов, кладя рублик.– Угу! – кивая головой и бог знает куда смахивая монету, промычал Афанасий Игнатьич.Кольцов кашлянул. Рыбьими глазами, поверх очков, чиновник поглядел на него.– Фамилия?– Кольцов.– По седьмому департаменту?– По седьмому.– Не поступало! – бросил Афанасий Игнатьич и снова зарылся в бумаги.«Ну, – думал Кольцов, выйдя из Сената, – тут мне рога-то пообломают… Экая крепость неприступная!»Он медленно брел по Невскому. Водоворот людского движения засосал его. Вереница экипажей, сани, кареты с ливрейными лакеями на запятках, на визжащих и не вертящихся от мороза колесах, бесконечная кипень людей и лошадей – все это стремилось в двух противоположных потоках, и во всем этом пребывало такое холодное безразличие, что Кольцову сделалось жутко.Какой-то франт, небрежно, на ходу, бросив «пардон!», толкнул Кольцова.Звероподобный кучер взревел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106