) аэродром, который под самым носом у немцев использовала разведывательно-корректировочная авиация противника. Дневной боекомплект артиллерии особой мощности исчерпывался десятком снарядов в сутки, поэтому 320-мм и 380-мм орудия делали от силы 6–8 выстрелов в течение светового дня. Корабельные орудия главных калибров союзников производили залп каждые 3 минуты – и так до трех часов ежедневно.Добросовестно относящееся к выполнению своих служебных обязанностей главнокомандование союзников учло оплошности, исправило ошибки и успешно применило приобретенный в боях за плацдарм Неттуно опыт четыре месяца спустя в Нормандии. КОГДА ОТСТУПАЕТ ПЕХОТА… Атака захлебнулась. Цейтнот и материальное превосходство противника стали причинами поражения немецких войск под Неттуно. Командование бросило в бой только 150 танков и самоходных орудий, но и они вязли в мягкой как пух пашне Тирренского побережья. Так сразу же вышли из строя первые 10 машин, увязнув по самые башни среди танконепроходимых полей – им даже не удалось добраться до первой линии союзнических окопов, и они заглохли в полукилометре от переднего края немецкой обороны. Остановилась и пехота, которая не могла продвигаться вперед без поддержки. Но главной причиной провала стало явное нежелание немецкой пехоты воевать так, как она делала это до сих пор. Создавалось впечатление, что всегда присущий нашим сухопутным войскам высокий боевой дух бесследно испарился, и с полной самоотдачей сражались только некоторые подразделения. Передислоцированные из Франции войска чувствовали себя дискомфортно в боевых условиях образца 1944 года. В ходе наступления часто можно было увидеть солдат, без видимых на то причин бредущих в тыл. На вопрос «почему и кто отдал такой приказ» следовал ответ: дескать, мы передислоцируемся, а приказ отдал «наш ротный лейтенант», правда, они не знают, где он сейчас…Подтвердились самые мрачные прогнозы дивизионного, армейского и верховного командования – пехота окончательно выдохлась. Когда Макензен со своего КП сообщил Кессельрингу о наметившейся тенденции, то в буквальном смысле слова натолкнулся на стену отчуждения и услышал в ответ:– Макензен, если вы и в дальнейшем не собираетесь выполнять мои приказы, считайте, что мы с вами не сработались…Макензен со всей искренностью ответил:– Герр фельдмаршал, я прошу об отставке. Я был бы счастливейшим человеком, если бы вы отстранили меня от командования. Здесь я не могу вести войска в бой…Кессельринг был обескуражен – он не мог поверить в то, что пехота не бросается в бой, как это было всегда, он не понимал, что морально армия уже давно надломлена. Фельдмаршал категорически отклонил саму возможность такой постановки вопроса, считая ее проявлением «низменного пораженчества». На самом деле, прибывшие из Франции войска отвыкли воевать, размякли в тепличных условиях маршевого существования. Сейчас они очутились в горниле жесточайшего сражения под ковровыми бомбардировками противника, и сразу же выяснилось, что сила духа и боевой задор сошли на нет. Да и противостоящие нам англо-американские войска не имели ничего общего с теми, позорно капитулировавшими во Франции в далеком 1940 году. Поэтому я не вижу ничего удивительного в том, что пополнение из Франции оказалось морально не готово, стиснув зубы, сражаться за плацдарм до последней капли крови.Все попытки ликвидации вражеского десанта закончились полным провалом. Несокрушимый плацдарм вонзился ядовитым шипом в тело наших оборонительных порядков. Сохранялась скрытая угроза возможных прорывов в глубокий тыл, вплоть до окружения наших обескровленных войск. Срочно требовалось оперативным путем извлечь «ядовитую занозу», но Кессельринг скептически относился к подобного рода предостережениям и продолжал считать естественное беспокойство фронтовых командиров проявлением самого «черного пессимизма». Немецкий фронт начал пожинать горькие плоды профессиональной близорукости командования после того, как противник прорвал жидкие оборонительные порядки наших войск под Гаэтой и южнее Литтории, а в пожарном порядке переброшенная сюда дивизия «Герман Геринг», получившая к тому же совершенно невыполнимый боевой приказ, полегла здесь практически в полном составе. Эту дивизию срочно передислоцировали из района Ливорно – Марина-ди-Пиза, где она находилась на отдыхе и доукомплектовании после потерь, понесенных в ходе ожесточенных боев, и бросили в образовавшуюся в результате прорыва союзников брешь севернее Гаэты уже после того, как завершилось соединение англо-американского Южного фронта и группировки войск, захватившей плацдарм Неттуно. Кессельринг поставил приказ «блокировать сектор прорыва и воспрепятствовать возможным попыткам союзников пойти на соединение…». В создавшейся ситуации с такой задачей, может быть, и удалось бы справиться одной или двум армиям, но измотанная в боях дивизия никак не могла сыграть роль заградительного соединения на пути значительно превосходящих сил противника. Еще на марше дивизия «Герман Геринп» потеряла до 80 % личного состава, а из 70 орудий уцелело 6. Около 60 % бронетехники было выведено из строя уже на северных подступах к Риму, а все, что было еще в состоянии самостоятельно передвигаться, становилось легкой добычей вражеских истребителей и пикирующих бомбардировщиков. Тернистый путь на голгофу освещали пылающие вдоль обочины транспортные грузовики…Горький анекдот о состоянии германских люфтваффе родился во время отступления из Италии: острословы утверждали, что теперь после звания «генерал военно-воздушных сил» следует указывать и количество находящихся в его оперативном подчинении самолетов – причем безжалостно разжаловать тех, у кого окажется меньше… трех крылатых машин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103