Адам взял меня за руку. Мы поднимались медленно, почти лениво, и снова мне показалось, что я нахожусь во сне. Никто из нас не произнес ни слова, никто не выказал желания остановиться и передохнуть. Минута шла за минутой, а мы все поднимались и поворачивали, поднимались и поворачивали. Про себя я считала: "Триста тридцать четвертая… тридцать пятая… тридцать шестая…"До нас донесся звук молитвенного пения. Еще семь ступеней, и вот мы у арки, ведущей непосредственно в Храм Молитвы. Храм был небольшим, квадратным, не более дюжины шагов в длину и ширину. Мы стояли за спинами семи лам, которые на коленях склонились перед Буддой. По их одеждам я поняла, что в середине – верховный лама Чома-Ла, а остальные – монахи, следующие в иерархии непосредственно за ним. Каждый из них находился в чем-то вроде углубления в широкой каменной ступени перед помостом, на котором восседал золотой Будда. Статуя была в человеческий рост, правая рука поднесена к самому телу – туда, где сердце. Она была сложена в горсть пальцами вверх.Продолжая тихо петь, верховный лама, не поднимаясь с колен, обернулся в нашу сторону, затем встал на ноги и отошел в сторону. Сложив ладони вместе, он поклонился нам. И тут я заметила, что то, что сначала сочла за углубления, было не просто углублениями, а двойными ложбинками дюймов по шесть, а то и больше. Их оставили на камне колени тысяч монахов, непрестанно молившихся перед Буддой на протяжении последних столетий.Адам сжал мою руку, я вспомнила указания Вернона Куэйла, и мы вместе двинулись вперед, поднявшись на высокую степень, где на коленях стояли ламы, пройдя по обе стороны того углубления, где только что находился верховный лама, и подойдя к пьедесталу.В золотой ладони лежал молочно-белый камешек, по форме немного напоминающий фасолинку и величиной с последнюю фалангу моего мизинца. Я тяжело сглотнула, потому что нежелание дотрагиваться до него буквально парализовало меня. Протянуть руку и взять этот камень – мало что в жизни давалось мне с таким трудом. Несомненно, нервы у меня были напряжены до предела, а воображение вовсю разыгралось, но когда мои пальцы первыми за долгие века прикоснулись к нему, по всему моему телу пробежал огонь, и я испытала глубокое потрясение.Адам протянул руку. Я положила слезу ему на ладонь и увидела, что в глазах его словно что-то мелькнуло. Пальцы его сжались, и мы одновременно повернулись. Пение прекратилось. Верховный лама, когда мы проходили мимо, поклонился еще раз. И вот мы снова оказались на ступеньках, начав долгое путешествие вниз. Адам держал крепко сжатую руку перед собой, на лбу у него выступил пот. Поскольку мы стали единым целым, я знала, что он ощущает то же, что я. Мы исполняли пророчество, давно сделанное и принятое ламами Чома-Ла, но чувствовали себя при этом ворами.Испытывая огромное облегчение, мы, наконец, вышли под солнечные лучи. Послушники в белом по-прежнему держали Нимрода и Пастора, но слуги в черном исчезли. Выехав из огромных ворот, мы обнаружили, что долина вновь наполнилась монотонным песнопением. Оно продолжалось все томительные минуты, что мы ехали между красными рядами монахов и по склону к дороге на Магьяри. Когда мы оказались на ней, облаченные в красное фигуры повернулись к Великому монастырю Чома-Ла и двинулись к нему двумя змееобразными рядами, продолжая медленно петь мантры в такт своим шагам.– Джейни, подожди, – прошептал Адам.То были первые слова, произнесенные с тех пор, как мы отправились через долину к монастырю. Я ни о чем не спросила, просто остановилась и наблюдала за тем, как две красные змеи постепенно исчезали за воротами монастыря. Когда не осталось ни одного монаха и ворота закрылись, Адам опустил глаза на свой сжатый кулак. На лице его было странное, недоверчивое выражение.– Джейни, – мягко сказал он, – если что-нибудь случится… если что-нибудь пойдет не так и мы окажемся разлучены, отправляйся в пещеру. В пещеру Сембура. Там мы встретимся.Меня пробрала дрожь, но я опять не стала ничего спрашивать, потому что в тот момент мною владело ощущение, что мы находимся в мире, где властвует инстинкт, а не логика.– Да, Адам.Мы одновременно повернулись и поехали на юг, к тому месту, где тропа сворачивала и где нас ожидал Вернон Куэйл.Подъехав, мы остановились, глядя на него и находившуюся за его спиной группу кхамба. Я впервые увидела, что обычно похожие на тесто щеки Куэйла горели румянцем, а в безжизненных глазах светился огонь нетерпения, наводившего, однако, на меня страх.– Покажите это мне, Гэскуин, – потребовал он. Наступило молчание, а потом Адам сказал странно напряженным голосом:– Я не могу разжать ладонь.Лицо Куэйла исказила ярость.– Неразумно затевать со мной игры!Адам коротко и невесело рассмеялся.– Не будьте дураком, черт возьми. Поглядите на мою руку.Он протянул кулак, который выглядел так, будто выточен из куска белого мрамора. Вены на нем вспухли.Куэйл глубоко вздохнул. К нему вернулась обычная бледность, а вместе с ней – бесстрастие. Губы его сжались так, будто он о чем-то задумался.– Возможно, сказывается влияние близости Храма Молитвы. Давайте немного отъедем, – предложил Куэйл.Он велел кхамба вновь распределиться тем же образом, как и при путешествии до монастыря: двое поехали впереди, остальные – за нами. Однако на этот раз сам Куэйл поехал рядом с Адамом.Прошла миля, вторая, и я заметила, что кожа на крепко стиснутом кулаке Адама становится обычного цвета. Он продолжал на него смотреть, и наступил момент, когда ему удалось слегка пошевелить суставами. Через час, когда дорога расширилась перед тремя развилками, Вернон Куэйл приказал остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121