Мадам Бриан дернулась, когда я остановилась рядом с ней, и уставилась на меня испуганными глазами.
– Говорила я вам! – прошипела она. – Что? Не так? Вон они пришли за ним, уж не знаю, кто она, сестра или жена, богатая, видно, так смотрит, так смотрит, всех бы нас гильотинировала, если бы могла!
С этими словами моя консьержка припустилась вниз, еще раз повторив, что она не имеет ко всему происходящему никакого отношения.
Я неохотно двинулась дальше, завидев, как несколько человек стали спускаться по лестнице. Снизу до меня донесся удар двери. Это мадам Бриан отгораживалась от всего мира. Наверху довольно грубый голос говорил по-французски:
– Прямо, месье... подождите. Гастон, пустите меня вперед. Вот... я его держу. Тихонько теперь...
Еще я слышала не умолкавший женский голос, скорее всего, дамы из высшего света, говорившей по-английски, но с акцентом, свойственным приезжавшим в Париж американским туристам:
– Я с тобой, Эндрю. Я с тобой, дорогой. Все в порядке. Теперь все будет хорошо. Не надо ничего говорить. Скоро мы будем дома... О, пожалуйста, поосторожнее. Как вы неловки! Я хочу сказать... как это... prenes garde! Faite attention!
Последние слова она произнесла на чудовищном французском.
Они все уже были на пятом этаже. Впереди шла молодая женщина в изысканном туалете, без передышки успокаивавшая, утешавшая, подбадривавшая спасенного мной незнакомца. За ней следом спускались два служащих отеля в униформе и между ними англичанин. Он шел с полузакрытыми глазами и, очевидно, ничего не соображая, потому что повиснул на слугах и еле волочил ноги. Они натянули на него пальто и застегнули его, но всю остальную его одежду, включая башмаки, молодая дама несла в руках.
– Ох, слава Богу! – сказала я. – Мадмуазель, мне так жаль...
Тут я умолкла, потому что она развернулась и уставилась на меня васильковыми глазами, сверкавшими такой яростью, что мне с трудом удалось сохранить видимое спокойствие. Она была очень красивая, белокурая, с немного выступающим подбородком и великолепным ртом, хотя в эту минуту губы у нее были крепко сжаты. Мне показалось, что она совсем молодая, лет двадцати, не больше, но властная и уверенная в себе не по годам.
– Что? – резко переспросила она. – Вы кто?
– Ханна Маклиод, мадмуазель, и...
– А, вы говорите по-английски. Хорошо. – Глаза у нее заполыхали еще сильнее, и она ткнула пальцем вверх. – В вашей комнате мы нашли мистера Дойла?
– Да. Я притащила его к себе вчера ночью после того, как на него напали. Он был без сознания...
Она оборвала меня, и, хотя совсем не повысила голос, слова ее разили меня, как ножи.
– Вы думаете, вам поверят? – насмешливо спросила она. – Ну уж нет, мадмуазель! Вы лжете! И еще вы воровка! У меня сейчас нет времени с вами разговаривать, но когда мистер Дойл поправится, я еще займусь вами. Отойдите!
Я почувствовала, что бледнею, когда до меня дошел смысл ее слов.
– О нет, мадмуазель, – пролепетала я. – Я хотела помочь вашему другу, но откуда мне было знать, кто он такой? Пожалуйста, поверьте мне...
Один из слуг протянул руку и оттолкнул меня. Они прошли мимо. У мистера Дойла голова качалась из стороны в сторону. Он все еще был не в себе. Молодая дама давала распоряжения слугам, подбадривала молодого человека, а я шла за ними и пыталась объяснить даме, что произошло на самом деле. Я обращалась к ней по-английски, к слугам – по-французски, но они словно не видели меня. Вытащив мистера Дойла на улицу, они усадили его в карету, следом за ним в нее уселись дама и один из слуг, а другой слуга пристроился рядом с кучером, который тотчас хлестнул коней, и они поскакали по булыжникам мостовой, провожаемые взглядами толпы. Едва они завернули за угол, как все обратили свои взгляды на меня.
Внутри у меня все дрожало, но я уже давно научилась не показывать своих чувств и являть миру безмятежное лицо, так что я даже улыбалась, когда вошла в подъезд и мадам Бриан открыла дверь в ответ на мой стук.
– Мадам, мне жаль, что у вас были из-за меня неприятности, – сказала я. – Молодая дама ошибается на мой счет, но я уверена, все уладится, когда джентльмен придет в себя. Вам не придется иметь дело с полицией.
– Ха! Это вы так говорите. – Мадам Бриан не выпускала из рук шпильки. – Она же как дикая кошка, эта иностранка, выпустила когти и зубы...
– Она была очень взволнована, а когда успокоится и поговорит с джентльменом, все будет хорошо. Вы ей что-нибудь говорили, мадам?
– Я пыталась ей сказать, – не очень уверенно ответила мадам Бриан. – Ну, конечно же, я пыталась. – И она нахмурилась. – Откуда мне знать, что у вас там произошло? Меня там не было.
Я продолжала улыбаться, несмотря ни на что.
– Но вы же видели, как я его тащила, мадам. Об этом вы не сказали молодой леди?
– Сказала ей? Да как я могла ей сказать? Она же ничего не слушала. Все время сама говорила и говорила. Да даже если слушала, это не имеет значения, потому что она не понимает человеческого языка.
– О да, вам трудновато пришлось, – сказала я, очень надеясь, что она не услышала насмешки в моем голосе. – А вы не знаете, кто им сообщил о том, что джентльмен у меня?
– Я ничего не знаю, девочка, – раздраженно отрезала мадам Бриан. – Уж не думаешь ли ты, что эта женщина мне что-то объясняла? Не знаю уж, что она говорила, но она была очень недовольна. Чтобы это понять, мне не надо учить английский. – Она сунула в волосы еще одну шпильку и ткнула в меня пальцем. – Будем надеяться, что мы больше никогда о них не услышим.
Дверь закрылась, а я осталась стоять, только теперь почувствовав, насколько все это измучило меня. Не сразу до меня дошло, что если я еще постою, то могу опоздать в «Раковину», и я бросилась наверх, чтобы оставить на столе покупки и бежать на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17