Он словно боялся лишний раз открыть окно, чтобы ненароком не выпустить слишком много тепла.
– Искренне рад за тебя, дорогая. – Он аккуратно положил фотографию на край своего стола, прижимая углы, чтобы держать ее развернутой.
Некоторое время они вместе молча разглядывали ее.
Изабель не в состоянии сохранять спокойствие. Словно энергия, излучаемая фотографией, не дает ей усидеть на месте. Библиотека тесна для нее. В этой комнате все слишком упорядочение. Не трогай карты, не болтайся без дела, возмущая атмосферу торжественного спокойствия, нарушая покой древних документов. Насколько радостно она спешила сюда, чтобы поделиться с мужем своим успехом, настолько унылым показалось ей это место сейчас. Все эти старые, обтрепанные и пыльные карты сейчас словно душили ее только что родившуюся работу.
– Это можешь оставить себе, – сказала она мужу. – Этот оттиск я почти испортила, все равно придется делать новый.
Обогнув его, она исчезла за дверью. Вслед пробежала живая струйка воздуха.
Эльдон смотрел на фотографию на столе. Эти глаза словно следили за ним. В них было нечто, заставлявшее его всего собраться внутренне, ибо чувствовалось, что от их взгляда мало что сможет укрыться. Ни трусость, ни слабость. Задумчиво стоя у стола и нежно касаясь пальцами фотографии, Эльдон обводил контуры фигур – местами угловатые, словно очертания береговых линий, местами плавные, как склоны пологого холма.
Эльдон погладил ладонью лежащий перед ним широкий лист. Cosmograhia Universalis . Карта мира. Вещь, которую он мечтал однажды создать сам. Мечтал с детских лет до нынешнего сорокалетнего возраста, мечтал на протяжении всей своей профессиональной карьеры, мечтал все те пятнадцать лет, пока работал над атласом для издательского дома «Дунстан». Создать карту мира означало для него объединить все сведения, известные человечеству. Эта работа подразумевала обзор и рассмотрение всех существующих форм представления земной поверхности и выбор одной из них, наиболее подходящей и точной. Эта работа должна была включать изучение дневников и судовых журналов моряков и исследователей, которым удавалось проникнуть в регионы, до сих пор не нанесенные на карты, – Арктику и Антарктику, труднодоступные пустыни и джунгли. Эта работа означала, что придется самому шаг за шагом пройти по линиям маршрутов экспедиций через Атлантику от Португалии до Ньюфаундленда, самому пережить воспоминания их участников, записанные в их дневниках и судовых журналах, воскрешая увиденные ими пейзажи неведомых земель. Так, некто Лоуренс Новелл составил старейшую из известных ныне карт Британских островов. Он совсем не заботился о том, чтобы определять точные координаты или применять корректный масштаб – он просто обогнул побережье Британии в лодке и зарисовал то, что увидел. Его карта представляла собой узкую бумажную полосу в 25 футов длиной. Эльдон представил себе этого человека, раскачивающегося на волнах в утлой лодке. На веслах, наверное, сидел кто-нибудь из его друзей или родственников. Сам Лоуренс устраивался, конечно, где-нибудь пониже, ближе к килю, где качка мешала меньше, держа трепещущую на ветру бумагу. Глядя на открывающуюся перед ним панораму, он чертил карандашом ломкую линию выступов скал и заливов. Что и каким он видел, когда делал свое описание Англии? Наверное, что-то другое и не так, как видим мы. Был ли он убежден в своей правоте? И похоже ли то, что он изобразил на бумаге, на то, что было перед его глазами?
В старинных картах есть нечто чрезвычайно успокаивающее: отсутствие строгой перспективы, притягательное изящество пусть даже и недостоверных очертаний, конкретность отдельных изображений гор, озер, дорог, строений. Для древнего картографа в его каждодневной работе существовали четыре главных элемента: города, моря, горы и леса. Первозданная чистота акта сотворения древней карты предполагала, что ее создателю предстоит первым воспользоваться ею, чтобы однажды отыскать дорогу домой. Самому испытать свое творение, чтобы вслед за ним могли пройти и другие.
Заняться тем, что предлагал ему Дунстан, для Эльдона означало предать всех этих составителей древних карт, пойти против того, во что верили они. Все равно как если бы Лоуренс Новелл, сидя в своей жалкой лодчонке, зарисовывал бы только конфигурацию береговых скал, а не отмечал целиком все, что видел. Ограничиться указанием одних лишь только месторождений полезных ископаемых означало низвести карту до уровня путеводителя, ибо разведка недр, утратив свою первоначальную природу, к нашему времени превратилась из акта чистого познания в руководство по эксплуатации. Эльдону представлялось, что такие вещи, как карта Лоуренса Новелла, возникали в результате возвышенного и благородного, бескорыстного движения души. Если Эльдон Дашелл все-таки согласится делать эту мировую карту полезных ископаемых, разве будет она воспринята как памятник человеческому стремлению к чистому познанию?
Эльдон посмотрел на лежащую перед ним древнюю карту. «Верь мне». Вот главное, что говорили подобные карты. «Верь мне!» Ничего, что порой изголодавшиеся моряки разрубали свои металлические глобусы надвое и пользовались ими вместо горшков, варили в них солонину. Неважно, что все горы и башни, изображенные на древних картах, отбрасывают тени по направлению к северу, так как рисовальщики обычно работали, имея свет слева от себя, и выходило, что на их картах царит вечный солнечный полдень. Где бы ты ни оказался – там всегда будет полдень. Несущественно, что наиболее популярная проекция тех времен – проекция Меркатора – искажает пространственную перспективу так, что Гренландия получается в двадцать два раза больше своего истинного размера, Европа превращается в центр мира, а крохотные Африка и Южная Америка оказываются где-то сбоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66