– Кряхтит, но никто не жалуется. Во всяком случае, не особенно жалуется, – ответила Флоранс.Они с нежной улыбкой смотрели друг на друга.– Мои типофоны не вашего ума дело, – проворчал Бретт, нарушая эту трогательную сцену. – Лучше расскажите о ваших тромбонах или об офиклеидах.– Очаровательно! – вздохнула Флоранс. – Вот-то, наверное, весело! Но вы по крайней мере успели в музыке? – спросила она Бретта.– Не знаю, – сухо ответил он. – Я не играю.– На типофоне – понятно. А на пианино?– Ты же знаешь, я вообще ни на чем не играю!– Так для чего же они вам?– Для друзей. И вообще отстань, чего ты ко мне пристала?Каписта усмехнулся.– Воистину у вас преданные друзья, – язвительно заметил он. – Особенно если учесть, что сейчас в Хавароне в среднем приходится по два с четвертью фортепьяно на семью, каким же нужно быть альтруистом, чтобы идти еще куда-то играть…– А к вам приходят играть на ваших офиклеидах? – в бешенстве крикнул Бретт.– Не ссорьтесь, – остановила их Флоранс. – Право, вы меня пугаете. Хватит того, что прохожие в Хавароне и Порто-Порфиро – я сама видела – разгуливают с двумя, а то и с тремя транзисторами, и все три орут одновременно…– Вы сказали, с двумя, с тремя? – тревожно прервал ее Каписта.– Честное слово, с тремя.– А в прошлом месяце средняя цифра была четыре и семь сотых, – обратился Каписта к Бретту. – Уж не начался ли на рынке спад?– Черт побери! Надо предупредить Квоту.– Вы это серьезно? – с возмущением воскликнула Флоранс, увидев, что Каписта озабоченно записывает эти данные в блокнот.Но оба как будто не поняли ее и в один голос удивленно спросили:– Что? Что?Флоранс уже не помнила себя. Дрожащим голосом она бросила Бретту прямо в лицо:– Какой прок от всех ваших глухонемых пианино, от всех ванн Эстебана без воды. Но дело ваше, живите, как хотите! Но если вы намерены еще увеличивать количество транзисторов на душу населения, то тогда, уж извините, я немедленно покидаю эту страну!– Ну-ну, – попытался остановить ее Бретт, – не горячись. Ты боишься шума? Но ведь правительство как раз сейчас принимает закон, запрещающий пользоваться транзисторами в общественных местах. Так что… сама понимаешь.– Когда вы об этом узнали? – Флоранс не только не успокоилась, но разошлась еще больше.– Месяцев пять-шесть назад.– И вы тем не менее продолжаете продавать по четыре транзистора на голову? – выкрикнула она.Каписта вытаращил глаза.– А почему бы нам не продавать?– Не понимаю, какое это имеет отношение к торговле, – не менее удивленно заметил Бретт.– А что же они будут с ними делать, если не смогут их включать? – Флоранс окончательно вышла из себя.– Да пусть… – начал Бретт, словно только сейчас задумавшись над этим вопросом, – пусть делают все что угодно, каждый сам себе хозяин! Пусть используют хоть в качестве пепельницы или сковородки. Нам-то какое дело! Мало того, что я занимаюсь торговлей, ты еще хочешь, чтобы я придумывал, как им развлекаться?Его тирада прозвучала столь искренне, что у Флоранс вылетели из головы все доводы и осталось только возмущение. Она посмотрела дяде прямо в лицо и прошептала:– Вот до чего вы докатились…И, помолчав, добавила громко, но голос ее дрогнул:– В общем, дядя Самюэль, вы довольны. Все идет так, как вы хотели.– Бог мой! Конечно, в общем-то, так.– Ах, только в общем? – У Флоранс блеснул луч надежды.– Могло бы идти еще лучше, – поддакнул Каписта.– Вот это меня радует, – сказала Флоранс.– Радует? Что тебя радует? – крикнул Бретт.– Да, то, что дела идут не совсем как по маслу, – ответила она.– Вот так номер! – воскликнул Каписта. – Оказывается, ваша племянница – настоящая злючка! Но почему же это вам по душе?– Потому что остались еще, слава богу, строптивцы, которые не дают себя механизировать.– Строптивцы? – дружно усмехнулись ее собеседники.– Если ты найдешь во всем Хавароне хоть одного… – добавил Бретт.– Да вы только что сами сказали…– Сказал, что дела могли бы идти еще лучше, – прервал ее Бретт. – Правильно! Надо охватить еще ряд секторов. Взять хотя бы, к примеру, школы…– Да, вот наша забота, – подтвердил Каписта.– А что со школами? – спросила Флоранс.– Просто скандал! – ответил Каписта. – Счастье, что Квота наконец-то спохватился.– Да что с ними происходит, со школами?– В том-то все и дело, что ничего, – ответил Каписта. – Абсолютно ничего. Просто невероятно.– Два миллиона школьников в возрасте от шести до четырнадцати лет не обладают никакой покупательной способностью. Представляешь себе? – возмущенно сказал Бретт.– Но будет принят закон о помощи, – вставил Каписта.– Закон о чем? – переспросила Флоранс.– О помощи экономически слаборазвитым детям, – пояснил Каписта.– Есть проект отпустить на это дело крупные суммы. Детишки будут получать деньги в конце каждого урока…– …чтобы они на перемене немедленно пускали эти деньги в оборот…– …быстро и в большом количестве покупая различные предметы…– …петарды, шарики-хлопушки, охлажденные напитки, пистолеты, пистоны, леденцы на палочке, сладости, «рудуду»…Флоранс наконец поняла, в чем дело, и ее затрясло от смеха.– Закон Рудуду! – воскликнула она.– Чему ты смеешься? – сухо спросил Бретт. – Статистические данные говорят, что ребенок проглатывает одно «рудуду» меньше чем за двадцать четыре секунды. Следовательно, за четверть часа он может уничтожить больше тридцати пяти различных конфет.Флоранс уже не смеялась, а только повторяла убитым голосом:– Закон Рудуду…– Закон экономического развития школьников, – уязвленно поправил ее Каписта.– Правильно, так звучит солиднее, – согласилась Флоранс и с иронией добавила: – Но почему же такая сегрегация?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70