Целую тебя.– Ну ты сильна! Как заливаешь! – говорит Жиль, когда она возвращается в комнату. – С ума сойти!Она со смехом бросается на него, со звонким молодым и лукавым смехом.– Такой девке, как Ариана, надо пускать пыль в глаза. Она самое большое трепло в Париже.– Ей-богу, ты соврешь – недорого возьмешь: и жили мы в «Даниели», и вилла у нас на берегу океана…– Это не вранье, это дипломатия. Она же не приедет сюда проверять.Телефонный разговор, казалось, вернул Веронике жизненный тонус.– Шарль и Ариана приглашают нас обедать с ними в «Реле» в будущий четверг… Колоссально, вот так сразу окунуться в парижскую жизнь, во все…Жиль как будто не разделяет ее восторга.– В «Реле»?– Ну да, теперь это самый модный, самый шикарный ресторан. Все туда ходят.– Ну, если все туда ходят, он, должно быть, не такой уж шикарный?– Нет, шикарный, очень шикарный. Сам увидишь, дурачок.Она стоит перед зеркалом, пристально разглядывая свою фигуру в анфас и в профиль.– Я могу еще появляться на людях? Как ты считаешь? Я надену свою русскую блузку, ну, знаешь, ту, из зеленого шелка с золотой вышивкой. Через три месяца меня так разнесет, что стыдно будет выйти на люди. Надо пользоваться, пока еще можно.Стук в дверь, два робких удара. Входит Жанина.– Я вам не помешала? – спрашивает она застенчиво. – Я только хотела узнать…– Ой, какая ты аппетитненькая! – говорит Вероника. – Смотри, как бы тебя не слопали. Вот, например, сын этого депутата.Смутившись, Жанина засмеялась не по-девчачьи кокетливо. На ней синие джинсы и тельняшка. Она очень тоненькая и, кажется, состоит только из длиннющих ног, шеи, маленькой смеющейся рожицы и карих, отливающих золотом глаз. При виде ее вспоминается олененок или какой-то другой грациозный лесной зверек.– Мы уезжаем на велосипедах, целой компанией. Я пришла спросить, может быть, вы захотите поехать с нами.– А почему бы и нет? – восклицает Вероника, которой перспектива этой прогулки, видно, и в самом деле кажется заманчивой. – Потрясная идея! Но у нас ведь нет велосипедов.– Можно взять напрокат в гараже.– А тебе это не вредно? – с тревогой спрашивает Жиль.– Наоборот, полезно, развивает брюшной пресс, – твердо заявляет Вероника. Она явно полна решимости отвести все возражения. – Я намерена рожать без боли, по новому методу, значит, мне надо развивать брюшной пресс. Верно, Жанина?– Да где ей помнить, – серьезно говорит Жиль. – Она уже года три как не рожала.Брат и сестра дружно хохочут. Они глядят друг на друга, и сразу видно, что они заодно, что они свои. Чувствуется, они вот-вот начнут «ломать комедию», как говорят в семье. У них есть свой репертуар постоянных шуток, целый набор гримас, ужимок, комических пародий на мультфильмы, но все это лишь в намеках и символах, едва ли понятных непосвященным, и со стороны это может показаться каким-то нелепым ребячеством, чуть ли кг идиотизмом. Спектакль обрастает каждый день чем-то новым, имеет бесчисленные вариации и начинается, по сути дела, только тогда, когда «актеры» уже заходятся от смеха, хохочут до упаду, до слез и вынуждены то и дело прерываться, чтобы хоть немного перевести дух. В такие минуты Жиль выглядит не старше своей сестры, и странно видеть, как этот высокий, худой, уже совсем взрослый парень с обычно серьезным выражением лица вдруг начинает себя вести как расшалившийся школьник.Вероника усаживается на кровать и глядит на их номер, который ей совсем не кажется забавным, – она не улавливает, что они изображают, она не знает кода. Все же в этом буйном потоке слов и жестов она мимоходом засекает передразнивание мадемуазель Феррюс («Рожать в ее-то годы? Скажите на милость! Граф Парижский этого не одобрил бы. Куда мы идем? Если хотите знать, все имеет свои границы»), какие-то арабские ругательства (где они их только взяли и что в них смешного?), подражание знаменитому диснеевскому Дональду Даку и еще другому персонажу из «Картунз» – канареечке, свист которой переходит в клекот, стоит ей завидеть грозную тень кошки на стене, и тогда она восклицает: «I tought I taw a putty tat!..» Искаженное английское: «Мне кажется, я вижу киску!..»

Наконец они умолкают, окончательно выбившись из сил.– Дорогие мои дети, – говорит Вероника, – вам, может, и очень смешно, а мне вот нет.Она снимает платье и остается в трусиках и лифчике, нисколько не смущаясь присутствием Жанины, к которой с первой же минуты стала относиться как к ровне, как к «подружке». Девочке это явно льстит. Невестка в ореоле «взрослости», в расцвете красоты и женственности – и тем не менее подруга.– Когда за тобой заедут твои друзья? – спрашивает Жиль Жанину.– Около пяти. Еще есть время.– А ты думаешь, они не будут возражать против нас?– Что за идея? – говорит Вероника с искренним удивлением. – Товарищи Жанины, я надеюсь, симпатичные ребята.– Разве в этом дело? – говорит Жиль. – Они могут быть расчудесными ребятами и не желать общаться с нами… Ты забываешь о разнице возраста.– О! Это чепуха! – восклицает Жанина с чуть наигранной уверенностью. – Вы смело можете с нами поехать.Но Жиль чувствует, быть может, по еле уловимому изменению тона, что полной уверенности у нее все же нет.– Это точно? – допытывается он. – А то знаешь, зайчик, если тебе все же кажется, что нам лучше не…Жанина протестующе мотает головой. Ее брат с улыбкой смотрит на нее, вопросительно подняв брови.– Какого черта!.. Разве разница в возрасте может быть препятствием? – спрашивает Вероника. – Да она и не так велика.Вероника тем временем надевает платье, ее голова уже появилась в вырезе, а руку она как раз просовывает в рукав.– Нет, велика. Семь или восемь лет – это колоссально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62