И вот ты начинаешь жалеть, что не верил, что во имя безвозвратно ушедшего потерял живое… Истомин, казалось, совершенно не замечал собеседника и высказывал мысли вслух, не ожидая на них отклика.
Саянов понимал, что майор говорит о себе. «Но что же он потерял „живое“, если „безвозвратно ушедшее“ – это жена и ребенок, погибшие во время войны?» – и он невольно задумался.
– Берегите семью, Николай Николаевич, – искренне посоветовал Истомин, не подозревая, какую реакцию в собеседнике вызовут его слова.
Будто миллион игл сразу вонзили в тело капитана-лейтенанта, и он должен эту боль снести без крика и стона. Лицо его побагровело. Теперь сказанное майором о безвозвратно ушедшем он принял на свой счет, и этим «ушедшим» была Людмила.
– Тяжело терять человека, которого любишь по-настоящему, но все же легче потерять его живым. Значительно легче, Николай Николаевич!
И майор посмотрел на Саянова.
– Товарищ майор, вы все знаете. Где Второва?
– Вот этого вам не надо знать, – ответил Истомин твердо. – Снова начнете ее мучить.
– Поймите, что это глупо и наивно с ее стороны! – горячился Саянов. – Вы можете меня осуждать и как коммунист и как начальник политотдела, но поймите: я люблю эту женщину и ничего не могу с собой сделать, чтобы…
– Очень плохо! – прервал его майор, – плохо, во-первых, что вы ничего не можете сделать, чтобы помочь ей забыть вас; во-вторых, к стыду нашему, мы мужчины, еще слишком эгоистичны; мы еще низкие собственники и часто не желаем видеть в женщине человека, если она нам нравится! И чем больше она недоступна, тем мы больше ее добиваемся, рвемся к ней, ломая все преграды.
– Может быть, вы во многом правы, но теперь, когда жизнь искалечена…
– У кого, у вас или у нее?
– У обоих.
– Неправда! У Людмилы Георгиевны достаточно сил и ума, чтобы исправить это положение, а вам надо только не мешать ей, не стоять на ее дороге. Подумайте над тем, что вы ей предлагаете: вы ведете ее узкой тернистой и неблагодарной тропой, когда у человека впереди широкий и честный путь. Поблагодарите ее всем своим сердцем за то, что она помогла вам вернуться к семье.
– Что же, по-вашему, я теперь должен делать?
– Оставить Людмилу Георгиевну в покое и думать о семье.
– Хотел бы я вас, извините, товарищ майор, увидеть в этой роли!
– Можете лицезреть! Разница между нами лишь в том, что у меня нет семьи, да еще в том, что женщина, которую я любил, не знала об этом…
39
Шли недели. Вадик поправлялся медленно.
У Марии Андреевны закончились деньги, а муж не присылал. Письмо с адресом больницы, где находился сын, осталось дома, и Саянов обязан был вспомнить о своем долге.
«Ждешь, чтобы я тебе поклонилась! – сердилась Мария Андреевна. – Не дождешься! Продам свои платья, но унижаться не стану!»
Она жила у своих прежних соседок, и каждая из них сочувствовала ее горю. Соседки уже не раз интересовались, не нуждается ли Мария Андреевна в деньгах, но она не признавалась до последнего дня. Но когда от проданных вещей не осталось даже на билеты, Саянова поделилась об этом с Екатериной Васильевной.
– Деньги – хлопоты временные! Не огорчайтесь, милая, найдем вам на дорогу.
Вечером, когда Мария Андреевна вернулась от Вадика, в доме, приютившем ее, уже посовещались, и женщины одна за другой предлагали ей взять у них в долг.
– Мария Андреевна, погостите с Вадиком у меня, – предложила Анечка. – Пусть немного отдохнет от больничной обстановки.
– Спасибо, Анечка, но отдыхать мы будем дома.
Саянова к этому времени уже получила ответное письмо от Варвары Трофимовны, и это ее по-настоящему ободрило. Она читала и перечитывала строки, где Варвара Трофимовна описывала готовность товарищей помочь Вадику. И ею овладело такое чувство, словно она приобрела новую дружную семью.
«В свой класс и только в свой! – мысленно повторяла мать. – И если Варвара Трофимовна обещает, значит, нечего бояться: будет готовиться вместе с товарищами, скорей всего, со Славиком (Мария Андреевна знала этого мальчика лучше других в классе) и закончит седьмой. Его теперь не придется заставлять – успел хлебнуть горя!»
Заказав билеты, Мария Андреевна поспешила в больницу.
– Вот хорошо! Хорошо, что вы здесь, – сказала дежурная и пригласила Саянову в сестерскую.
– Вас разыскивает товарищ Чистов. Он сегодня уже два раза звонил и просил, чтобы вы к нему обязательно зашли. Вот и адрес.
И дежурная подала Марии Андреевне записку.
Вначале Саянова удивилась, что кто-то в Одессе может интересоваться ею и даже разыскивать: фамилия Чистов давно затерялась в памяти.
– Вашего мальчика товарищ Чистов должен был в детский дом после болезни направить, – пояснила медсестра. – А когда ему сказали, что приехала мать, он теперь каждый день звонит и вас спрашивает. Я просто удивляюсь, как до сих пор вам не передали, – добавила она как бы извиняясь за своих коллег.
Саяновой не очень хотелось встречаться с этим мало знакомым ей человеком, но не пойти – было бы просто бестактностью.
По дороге к Чистову Мария Андреевна снова пережила то обидное чувство к мужу, что все чаще и чаще овладевало ею перед отъездом.
«Я тебе никогда не прощу! Забыть о больном ребенке! Чужие люди беспокоятся, а ты обрадовался своей свободе!»
40
Чистов был не один. В открытую дверь до Саяновой донесся женский голос, и Мария Андреевна задержалась в нерешительности: «Пройти к нему или вернуться и обождать?»
– Я рассуждаю так, Алексей Яковлевич, – слышалось из комнаты, – если человек женился и от новой жены ожидает ребенка, незачем ему даже напоминать…
Марии Андреевне на миг показалось, что у Чистова идет разговор о них, о Саяновых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42