Когда они вошли в зал с рулетками, Имоджин была ошеломлена дымом, ослепительным светом ламп и той лихорадкой, которую генерировано само это место. Здесь азартную игру явно принимали всерьез. Вокруг стола сидели женщины с алыми ногтями и одержимыми лицами. Никто из стоявших за ними бледных, с жестким взглядом мужчин не выказал какого-либо признака интереса к Кейбл. Крупные суммы денег переходили из рук в руки.
Матт отошел к кассе и вернулся с двумя большими горстями фишек.
— Пятнадцать для Кейбл, пятнадцать для Имоджин, остальное — мне, потому что я в этом знаю толк. Прочие заботятся о себе сами.
Для Имоджин ее пятнадцать фишек вдруг приобрели решающее значение, а зеленое сукно стола сделалось полем жестокой битвы. Если она выиграет, то вернет себе Ники, если проиграет, все будет потеряно. Она поставит на число двадцать шесть, возраст Ники. Но двадцать шесть упорно отказывалось выпадать, и ее стопка фишек постепенно уменьшалась, пока у нее не остался единственный кружок. Она поставила его на девятку. И выиграла. Она сразу почувствовала облегчение. Снова поставила на девятку и опять выиграла.
— Молодчина, — сказал Матт, который рядом с ней неуклонно увеличивал свой запас фишек.
Но ее что-то заставляло рисковать, продолжая игру, и она стала проигрывать. Когда у нее остались всего две фишки, она в отчаянии поставила обе на черное. Выпало красное.
Глаза у нее наполнились слезами, и она скрылась в дамской комнате.
— Господи, на что я похожа! — простонала она.
Лицо ее было все еще ярко-алого цвета. Мистраль усугубил беспорядок в ее волосах, превратив их в дикие лохмы, как у какого-нибудь зулусского воина. Даже расческа в них застревала.
Выйдя через несколько минут, она не признала сразу пару, шедшую в обнимку впереди по коридору. Но уловив знакомое мурлыканье Ники, она напряглась.
— Дорогая, ты так прелестна, — говорил он. — Я чувствую, как твое сердце скачет словно легкая кавалерия в атаке.
Кейбл сипло засмеялась и обвила рукой его шею.
— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — продолжал он. — Я не верил, пока не встретил тебя. И вот тебе раз! Это случилось, меня как громом поразило. Я не знаю, что в тебе такое — что-то, чего нельзя определить, и это — помимо красоты.
Имоджин не верила своим ушам. То были те же самые слова, какие он говорил ей, когда впервые пытался соблазнить ее во время прогулки по торфяникам. Слова, которые неизгладимо отпечатались у нее в сердце.
— А как насчет старой лиловой раскаряки Броклхерст? — тихо спросила Кейбл.
Ники засмеялся.
— Я понял, что это ошибка, как только увидел тебя, но не мог ее оставить. С ней нет больших проблем, и к тому же это дало мне возможность быть рядом с тобой.
— Я чувствую себя немного неловко. Не найти ли нам какого-нибудь видного прованского рыбака, чтобы он уложил ее под себя?
— Он на нее ни за что не польстится, — сказал Ники и снова начал целовать Кейбл.
Они были так заняты друг другом, что не заметили, как вслед за ними шла, спотыкаясь, Имоджин.
Она встретила Матта, выходившего из зала. У того был довольный вид.
— Я только что выиграл три тысячи франков.
— Это сколько на наши? — спросила Имоджин, отчаянно пытаясь говорить обычным тоном.
— Около трехсот фунтов. И я их получил. — Он пристально посмотрел на нее.
— Эй, что случилось?
— Ничего, я в порядке.
— Кейбл и Ники, я догадываюсь?
Она кивнула — от него ничего не скроешь.
— Думаю, нам с тобой надо кое о чем поговорить, — сказал он, взяв ее за руку.
Он привел ее к безлюдному месту пляжа. Они сели на теплый песок. Огромная белая луна освещала море, придавая ему металлический блеск. Волны лениво плескались о берег. Матт зажег сигарету.
— Ну, душа моя, что случилось?
Она сбивчиво все ему рассказала.
— Я не против того, чтобы он так ее целовал, — сказала она под конец. — То есть, она так хороша, что на его месте каждый бы этого захотел. Но почему те же самые слова?
— Штампы, штампы, штампы, — презрительно сказал Матт. — Но ты же не можешь требовать от человека, год за годом гоняющего белый мячик над сеткой, обширного запаса слов?
У Имоджин появилось такое ощущение, что он над ней смеется.
— Но Ники умный. Он говорит на пяти языках.
— Признак большой глупости, я всегда так считал. Черт возьми, я вовсе не стараюсь принизить Ники. Я ничего не имею против людей с однозначным числом коэффициента умственного развития. Просто, я думаю, что тебе следует знать о нем некоторые вещи. Держу пари, я знаю, как он тебя снял.
— Нас друг другу представили, — неуверенно сказала Имоджин.
— Нет, до этого. Во время игры он вдруг выделил тебя из толпы, после чего словно окаменел, ведь так? Потом, полагаю, он пропустил несколько легких ударов, будто бы ошеломленный твоей красотой, и всякий раз, меняя сторону площадки, сверкал для тебя своими превосходными зубами.
— Он, наверное, тебе все рассказал, — предположила Имоджин.
— Не удостоил, моя прелесть. Это обычная для Бересфорда тактика съема на турнирах, одна и та же по всей стране. И к тому же, в сочетании с его сногсшибательной наружностью, вполне безотказная. Он никогда этого не делает, если есть какой-то шанс проиграть матч.
— Тогда почему он пошел на то, чтобы взять меня с собой в отпуск?
— Думаю, по нескольким причинам. Потому, что ты очень хороша собой, потому, что у него наклонности пресытившегося мужчины, а ты отличаешься от тех, с кем он обычно имеет дело. Потому, что он не смог сделать тебя в Йоркшире, а он любит всегда доводить дело до конца. И, наконец, потому, что тогда он еще не видел Кейбл.
— Какие у меня в сравнении с ней могут быть шансы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72