Имоджин рассказала ему, что работает в библиотеке и там кому-то надо было ходить на курсы первой помощи.
— Тогда я страшно ворчала, мне все это до смерти надоело, но теперь я рада, что этим занималась.
— А мы тем более, мадемуазель. Могу ли я сказать вам кое-что теперь, пока мы наедине? Возможно, вы немного знаете про герцогиню и меня?
Имоджин кивнула.
— Когда она оставила Англию, чтобы приехать ко мне, ей пришлось оставить там и своих детей. Понимаете, меня не считают подходящим для них отчимом. Не позволяется им и навешать нас, хотя мы сражаемся за это со двором. Камилла скучает по детям, правда, не показывает этого. Так что вся ее любовь перешла на маленького Рики. Она родила его поздно. Для нас обоих — поздно. Он — как это говорится? — осенний цветок? Ей теперь сорок три. Когда она рожала Рики, то едва не умерла, и врачи настояли на операции. Так что мы оба с ней больше не можем иметь детей. Теперь вы можете понять, что для нас обоих значит Рики, и что вы для нас сделали, спасши ему жизнь.
Имоджин увидела, что его черные глаза наполнились слезами, и поняла, что больше не боится его.
— Как вы меня разыскали?
— У меня есть, как это говорится, безупречная шпионская система.
Перед встречей с герцогиней Имоджин сильно нервничала. Но стоило ей увидеть ее приятное лицо с сияющими серыми глазами, все еще покрасневшими от слез, как все ее страхи исчезли.
Герцогиня быстро подошла к Имоджин, взяла ее за руки, поцеловала в обе щеки и сказала дрожащим голосом:
— Даже не знаю, как вас благодарить.
Она была так приветлива, естественна, так полна благодарности, что через несколько минут Имоджин, которой уже подали большой стакан виски, почувствовала, что действительно сделала доброе дело. Они сидели на террасе, дружески болтали о том о сем, вдыхая густой аромат душистого табака и других цветов. Потом они встали и прошли в голубую детскую комнату, чтобы посмотреть на спящего в своей кроватке маленького Рики. Теперь его щеки немного порозовели, черные волосы закрывали лобик. Герцогиня подошла к нему на цыпочках, поправила белье, подушку и, прикоснувшись рукой к его лбу, проверила, нет ли у него жара.
— Он выглядит намного лучше, — сказала Имоджин.
— Да, правда? Врач сказал, что не о чем беспокоиться, но я все еще проверяю.
Когда они спустились в гостиную, Имоджин заметила на стене картины Пикассо, Матисса и Модильяни.
— Все в порядке, дорогая? — спросил Браганци, взяв герцогиню за руку.
Он был, вероятно, дюйма на три-четыре ниже ее, но благодаря широким плечам и силе своей натуры казался человеком, оберегающим какой-то чрезвычайно хрупкий предмет.
— Мисс Броклхерст, должно быть, проголодалась. Поедим сейчас?
— Да, конечно. Как же это я! — и улыбнувшись, герцогиня спросила у Имоджин: — Вы ведь у нас останетесь? Мы здесь видим так мало людей, и я хотела так много спросить у вас о вашем отдыхе и про Англию.
— Но вы, должно быть, сильно переутомились после такого потрясения, — пробормотала Имоджин, испугавшись, что за столом ее манеры будут недостаточно герцогскими. Но они ее все же уговорили, и она почувствовала, что ей до смерти хочется есть. Все ее тревоги по поводу своих манер рассеялись, когда она увидела, как Браганци набросился на еду, словно изголодавшаяся собака динго. Он упирался локтями в стол, с полным ртом пил вино большими глотками, ковырялся в зубах.
Были поданы какая-то заливная рыба и очень вкусный цыпленок. Заметив, что герцогиня и Браганци обсасывают кости, Имоджин решила, что вполне может делать то же самое.
— А с кем вы сюда приехали? — спросила герцогиня.
— Его зовут Ники Бересфорд.
— Теннисист? О, он бесподобен. Я так часто восхищалась им в Уимблдоне.
— А он считает, что вы великолепны, — сказала Имоджин, и при этом рот у нее был полон жареной картошкой.
— Как мило, — герцогиня была явно довольна. — Значит, вы оба замечательно отдыхаете?
— Полагаю, что так, — сказала Имоджин.
— Вы говорите это как-то не очень уверенно, — заметил Браганци. — А чем мистер Бересфорд занимался, оставив вас одну в такой жаркий летний день?
— Он, ну, по правде сказать, с ним очень скучно, — неуверенно проговорила Имоджин, хотя ей очень хотелось сказать правду.
— Давайте, — подбодрила ее герцогиня. — Мы с Энрико так мало интересного здесь слышим.
И она выложила им всю эту скверную историю:
— Мы приехали сюда компанией. Но еще до отъезда из Лондона стало ясно, что Ники влюбился в другую девушку.
— А она приехала с другом?
— Да. Его зовут Мэтью О'Коннор.
— Он журналист, верно? И очень хороший, — сказала герцогиня. — Когда мне попадаются английские воскресные газеты, я всегда читаю его материалы.
— Он ужасно милый, — призналась Имоджин, покраснев.
— Так почему бы вам не поменяться? — сказала герцогиня.
— Он любит Кейбл, эту вторую девушку. Он просто не обращает внимания на ее поведение и ждет, когда она к нему вернется. Они иногда страшно ссорятся, но он понимает, что она это делает только для того, чтобы… ну, словом, чтобы сильнее его привлечь.
— Как это сложно, — сказала герцогиня.
— Прошлой ночью во время прогулки О'Коннор, кажется, проявил сильную привязанность к вам, — сухо заметил Браганци.
Имоджин сделалась пунцовой.
— Откуда вы знаете? — пробормотала она.
— Энрико знает все, — с гордостью сказана герцогиня.
Господи, подумала Имоджин, испуганно взглянув на Браганци, — значит, он знал, что Матт и я все время крутились вокруг его дома.
Кофе они пили на террасе. Совсем стемнело, небо испешрилось огромными звездами. Над цветами душистого табака метались светлячки, а графиня забрасывала Имоджин все новыми вопросами про ее отдых, про ее дом в Йоркшире, а потом вообще про Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72