Ники же, привыкший к безликим гостиничным номерам, заметил лишь уставленные книгами стены, добродушного пса, толстого полосатого кота, спавшего на стопке нот на верху пианино, листы «Церковного вестника», торчавшие из-под поленьев в камине и ожидавшие, когда их зажгут в холодную ночь, и как снегом покрытые цветами яблони в конце сада.
— Это семейный дом, — сказал он. — Мой отец служил в армии, и все детство я провел в переездах с места на место. Я всегда мечтал о настоящем доме.
Он взглянул на Имоджин, которая смотрела на него с невыразимым сочувствием. Он заметил, как она была тронута и рада его приезду. Это его умилило. Ему нравилась эта серьезная девушка с огромными глазами.
— От вас замечательно пахнет, — сказал он, приближаясь к ней.
— Это не от меня, а от ковра, — созналась Имоджин.
Наступило молчание. Что она могла теперь сказать? Вот если бы у нее были в запасе какие-нибудь шутки и готовые фразы, как у Джульетты и Глории.
— Обед будет скоро, — произнесла она, заикаясь, когда Ники сел на диван. — Вы не хотели бы орешков?
— Нет, спасибо, — тихо ответил Ники. — Я хотел бы побыть пять минут с вами вдвоем. Садитесь рядом. — Он похлопал по дивану.
Имоджин села. Снова молчание. Она разглядывала его руки, зная, что он смотрит на нее. Вдруг они оба подскочили, когда большой толстый кот, спрыгнув с бетховенских сонат, приземлился на дискантовый ключ пианино, откуда мерно проследовал к басовому ключу и с достоинством удалился через французское окно.
Оба расхохотались. Лед растаял.
— Хорошая была вчера вечеринка? — спросила Имоджин.
— Как она могла быть хорошей, если вас там не было? Я выпил слишком много дешевого вина и чуть было не явился на ваш благотворительный вечер.
— Вам надо было прийти, — задумчиво сказала Имоджин. — Когда вы едете в Рим?
— Сегодня вечером. Отсюда качу прямо в Хитроу. В этом году, может быть, дойду до четвертьфинала. Мне повезло на жеребьевке.
— Вас не пугают такие ранние успехи? — спросила она.
Ники рассмеялся с явным удовольствием. Она нашла верную тему для разговора.
— Меня напугать нелегко, — сказал он, взяв ее руку и положив ее себе на бедро.
Позади она услышала шаги и, испугавшись, что это отец, отвела его руку. Но то была мать в помятом платье с цветочным рисунком, пахнущем шариками от моли. Она явно только что достала его из комода. На одной стороне ее носа было слишком много пудры.
— Как я рада вас видеть у нас, мистер Бересфорд, — сказала она, неуверенно двигаясь на неудобных и непривычных высоких каблуках. — Имоджин дала вам чего-нибудь выпить? Она ужасно забывчива.
О Господи, подумала Имоджин, надеюсь, она не будет слишком навязчивой.
— Она отлично за мной ухаживает, — сказал Ники миссис Броклхерст, которая налила себе стакан шерри, — и мне нравится ваш дом.
Тут появилась Джульетта. Она села на стул рядом с пианино и, поглаживая Гомера, с улыбкой посмотрела на Ники.
— Привет, — кивнула она ему.
— Отличный пес, — сказал Ники. — Как его зовут?
— Гомер, — ответила Джульетта. — Сокращенное от Гомерсексуалист. Он постоянно вспрыгивает на кобелей.
— Но это же неправда, дорогая, — кротко возразила миссис Броклхерст.
— А кто играет на пианино? — спросил Ники.
— Я, — сказала Джульетта, — и думаю, не взять ли виолончель как второй инструмент.
После этого она засыпала Ники вопросами о теннисных звездах. Правда ли, что у Нэстасе в самом деле такой трудный характер, как все об этом говорят, что Стен Смит так невозмутим, как кажется, что у Борга много девиц?
Миссис Броклхерст, чтобы лучше разглядеть Ники, сняла очки, оставив на переносице красную полоску. Господи, подумала она, он в самом деле очень приятный с виду молодой человек и, кажется, обходительный.
— А Коннорс какой? — спросила Джульетта.
— Дорогая, — заметила ей мать, — дай бедному Ники возможность отдохнуть, пойди на кухню и займись картофелем. Папа будет через минуту. Когда вы впервые решили стать теннисистом? — спросила она у Ники.
— В детстве я ходил на корты к семи утра, толкался там, надеясь на возможность поиграть. Но каждый раз, когда мне удавалось уговорить какого-нибудь тренера, отца переводили в другое место. Я часами играл воображаемые матчи сам с собой, посылая мяч в стену гаража.
— Великолепно! Я думаю, что если кто-то очень хочет добиться чего-нибудь в жизни, ему обычно это удается.
— Полагаю, вы правы, — сказал Ники, бросив в сторону Имоджин бесстыдно-раздевающий взгляд, и дотронулся до ее ноги своей ногой под надежным прикрытием обеденного стола.
Викарий вошел, потирая руки. Он был в очках и выглядел вполне благожелательно.
— Добрый день, Никлас. Обед еще не готов? Проповедь, знаете ли, сушит горло.
— Сию минуту будет, — успокоила его жена. — Джульетта как раз занимается картофелем.
— Может быть, есть еще время взглянуть на сад? — спросил Ники.
— Конечно, — живо подхватил викарий, — выпивку захватите с собой.
— Какой приятный молодой человек, — сказала мать.
— Невероятно, — вздохнула Имоджин.
Перед обедом был один неловкий момент.
— Полагаю, вы хотели бы зайти помыть руки, — сказал викарий, указав на дверь туалета. Ему всегда нравилось направлять туда посетителей-мужчин, чтобы они могли полюбоваться на фотографии старой сборной Англии по регби и команды Арлекин, висевшие по стенам.
— Я не уверена, что там есть туалетная бумага, — сказала миссис Броклхерст.
— Там ее нет, — сообщила Джульетта, неся макароны с сыром, — я вырвала несколько страниц из приходского журнала.
Обед, однако, удался. Ники взял двойную порцию макарон, что понравилось миссис Броклхерст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72