– В общем, – пробормотал Лизандер, – сегодня утром я открыл банковскую декларацию. Она меня подкосила. Я-то думал, что у меня еще семьдесят пять тысяч, а выяснилось, что ничего. Даже перерасход.
– Ну так о чем же ты думаешь? – мягко поинтересовался Руперт, обхватив своими длинными пальцами стакан с виски, сузив глаза, стерев с лица даже остатки дружелюбия. Лизандер вдруг ощутил взрывную опасность этого человека.
– Артур здесь уже десять дней, – продолжал Руперт, – которые у нас гораздо дороже, чем в отеле «Версаль», я уж не вспоминаю об этой пони-людоедке. Один только счет ветеринара составляет астрономическую сумму. Это не осел все-таки, – добавил он ехидно.
– Да я понимаю, – Лизандер успокаивающе поднял руки. – Но ведь я выигрывал заезд за заездом, и мой дядя Алистер...
– Этот пьяница и развратник. Лизандер вздрогнул:
– Но он разбирался в лошадях. И он говорил, что я умею скакать.
– Но сам брал другого жокея.
Холодное, неподвижное лицо Руперта, его замораживающий, оскорбительный голос напомнили Лизандеру отца и заставили задрожать еще больше.
– Н-ну, если вы дадите мне работу по выездке ваших лошадей или на скачках, я буду это делать бесплатно. Я даже буду чистить загоны, хотя тут я не очень силен. А если мы поставим Артура в строй и я на нем выиграю Ратминстер, Китти поймет, что я не просто плейбой, а достоин того, чтобы она могла выйти за меня замуж.
Руперт долго молчал. Тикали часы, поскрипывал и отплевывался факс. В соседней комнате стучала машинка. Со стороны кухни донеслось слабое жужжание – Тегги включила миксер. Энергичный кот влетел через отверстие в двери. К дому подъехал автомобиль, и пол задрожал. Наконец Руперт сказал:
– Это лучший тренировочный комплекс во всей стране, а ты предлагаешь, чтобы я бесплатно тренировал какого-то полудохлого динозавра, да еще оплачивал его заезды?
– Я думал, ты можешь, – Лизандер смотрел на сбитые носки своей обуви. – А большая победа не помешала бы вашей конюшне. Да и на людей произведет впечатление, что вы взяли Артура. Ведь ему даже рождественские карточки прислали болельщики, а на прошлой неделе – банку мятных леденцов. Я поскачу, я обещаю.
– Да ты шутишь, что ли? Уж не думаешь ли ты, что я доверю тебе, чтобы ты распустил моих лошадей. Мы заняты, – необычно резко сказал он Тегти, показавшейся в двери.
– Извини, – она покраснела, – но Таб пришла домой.
– Ничего, доберусь и до нее, – Руперт допил виски. – Нет, не надо, – взвыл он, когда к двери двинулось что-то в голубую полосочку, увенчанное белокурыми взъерошенными волосами.
Увидев, что его дочь поднимается по ступеням, Руперт заворчал, как чиновник, к которому без спросу идут на прием.
– Я не собираюсь возвращаться в «Багли-холл», – завопила Табита. – Я ненавижу тебя.
– Как ты смеешь встречаться тайком с этим проходимцем?
– Если бы Эшли был сыном герцога, ты бы тогда не возражал, – закричала в ответ Табита. – Какой же ты сноб. Когда ты был молодой, тебе было все равно – Диззи, Подж, Мерион, да и была ли в Южной Англии хоть одна девушка-конюх, с которой бы ты не трахался? И как насчет Пердиты? Сколько по миру бродит твоих незаконнорожденных?
Табита ворвалась в комнату подобно огненному колесу фейерверка. Глаза у нее были голубее, чем у Руперта, кожа густого кремового цвета, светлые волосы обрамляли такой же гладкий лоб, лицо, несмотря на огромный вопящий рот, прекрасного рисунка. Лизандер еще никогда не был свидетелем такого гнева, такого противостояния, такой страсти между двумя людьми. В любой момент могла вспыхнуть искра от бушующего в них огня. Джек, ненавидящий ссоры, начал тявкать.
– Ты должен написать автобиографию и назвать ее «Книга племенного жеребца», – поддразнила Табита.
– Заткнись, – заорал Руперт. – И не смей насмехаться.
Он обратился к Лизандеру:
– Проваливай и заткни этого чертова пса. Лизандер и Джек выскользнули в холл и наткнулись на Тегти, держащуюся руками за голову.
– О, дорогая, дорогая.
– Привет, – Лизандер расцеловал ее в обе щеки. – Ну, я не обвиняю этого тракториста.
– Просто на Руперта сейчас столько свалилось, – извиняясь, сказала Тегги. – Его так волнует война. Ведь он же служил в армии и теперь чувствует, что должен быть там. Опять же и дела заботят: среди саудовских арабов и кувейтцев было много держателей лошадей.
– Миленький домик, – произнес Лизандер, восхищаясь желтым камнем-плитняком, коврами и огромным масляным портретом пушистого черного Лабрадора.
– Когда здесь спокойно, – ответила Тегги. Вопли усиливались.
– А ты меня не волнуешь. Я позвоню Эстер Рантцен, чтобы ты наделал ей детей. Я только и живу от одного скандала в газетах до другого. И неудивительно, что я такая раздражительная. Эшли вообще говорит, что я нуждаюсь в терапии.
– Ты нуждаешься в поясе целомудрия, – завопил Руперт. – У тебя всегда было то, что ты хотела.
– И у тебя тоже, особенно женщины.
– Во всяком случае – не с тех пор, как я с Тегги, и ты знаешь это.
– Да она тебе не верит ни на грош. Вот почему она (ха-ха, черт побери) все время тащится за тобой. Чтобы ты всегда был в поле ее зрения. Ведь пока ты не женился на ней, я за тобой следила.
Заткнув руками уши, Тегги убежала назад в кухню.
– Заткнись! – Руперт встряхнул Табиту, как крысу. – На этот раз ты ошиблась, зашла слишком далеко. Можешь убираться жить к твоей матери. А я продам Френки, Сорель и Бисквита.
Это было все равно, что приложить раскаленную кочергу к спине Табиты.
– Ты не посмеешь, – истерично всхлипнула она. – Я обращусь в Общество охраны животных. Ты же пообещал, что Бисквит будет здесь до конца своих дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110