Ты не можешь уберечь от посягательств постороннего собственную душу.
Мое преступление изолирует их от меня. Я воздвигну духовный барьер, абсолютно для них непроницаемый. Это будет тайна, которую мне предстоит хранить до конца жизни.
Да, но никому не известная тайна – это все равно что несуществующая тайна. Значит, если в Японии никто не узнает о моем преступлении, я не буду и преступником. В воскресенье утром я, как всегда, пошел в церковь. Мари Томсон была уже там и, как мне показалось, искала меня. Ее японское имя Марико. Она родилась в Японии от смешанного брака. Тридцать два года. На год старше меня. Незамужняя. По-моему, в религии она ищет утешения от одиночества. Что касается меня, то я неверующий. В церковь хожу с единственной целью – встретить интересных женщин. С Мари я сошелся полгода назад. Она мечтает стать моей женой, а у меля нет никакого делания. Почему? Потому, что она слишком строгая, а строгость, подобно колючей проволоке, отпугивает. Поэтому при встречах с ней мне приходится прикидываться серьезным. В итоге я обманываю всех: церковь, бога и эту женщину. Но пока Мари ни о чем не догадывается, я для нее обыкновенный, никчемный лжехристианин, и только.
Она хорошо говорит по-английски и работает телефонисткой на международных линиях. Живет Мари в бедной квартирке из одной комнаты в шесть татами. По выходе из церкви я направляюсь в магазин, покупаю черный чай, печенье и иду к ней. Так уж получается, что наши любовные дела происходят сразу после окончания богослужения. Это обстоятельство явно беспокоит ее.
– А что в этом плохого? Все этим занимаются. Самая обыкновенная вещь, – утешаю я, прикидываясь простачком.
– Да, конечно, но все же мы до сих пор не женаты, – говорит Мари. – Поэтому…
– Но мы договорились, что поженимся, разве это не одно и то же?
– Я не совсем уверена. Нет, вы правда собираетесь на мне жениться? Я до сих пор не могу понять ваших истинных намерений. Вы как-то говорили, что вас не устраивает женщина, у которой есть ребенок.
– Меня не устраивает кормить чужого ребенка. Но у твоего есть приемные родители, и, кажется, вопрос решен.
У Мари черные волосы и голубые глаза, черты лица японские. Кожа очень белая, с веснушками и кажется жестковатой – словом, несколько отпугивающая своей необычностью кожа иностранки.
В двадцать четыре года Мари родила ребенка от американца. Любовник бросил ее, и ей пришлось отдать своего младенца на три четверти смешанной крови какой-то американской супружеской паре. Сейчас они, кажется, уехали в Осаку. Вот откуда у Мари такое недоверие к мужчинам. Фотография малыша, сделанная несколько лет назад, когда ему было всего сто дней от роду, до сих пор висит на стене, вставленная в рамку. Рядом фотография самой Мари, сделанная в молодые годы. Улыбка на лице Мари выдает ее чувственность. Душевная строгость явно не мирится с ее буйной плотью, они дисгармонируют друг с другом, порождая двойственность ее характера.
Я успел открыть ее тайну. Стоило хотя бы немного преодолеть этот барьер внешней невозмутимости, как за ним обнаруживалась живая, чувственная плоть. Овладевшему тайной открывался путь к наслаждению. В жилах Мари текла горячая кровь, видимо доставшаяся ей в наследство от матери-американки. То было ненасытное тело женщины, жаждавшей материнства. Казалось, что строгость, присущая ее натуре, сама не знает, как справиться ей с этим пылким телом.
Мари наливает чай, берет печенье и, стыдливо потупившись, говорит:
– Нет, так не может долго продолжаться.
Очередное напоминание о браке.
– Я понимаю тебя. Подожди немного, скоро будет готов мой перевод. Когда выйдет книга, я думаю заработать на ней около полумиллиона иен. Можно будет снять особнячок тысяч за сорок. А пока это невозможно.
– Меня не пугает бедность. Ведь я работаю. Как-нибудь обойдемся.
– Но я не хочу жить в нужде. Не хочу все сваливать на плечи жены.
Во всяком случае, эти слова я говорю вполне искренне.
– А когда выйдет книга?
– Как только закончу перевод, начну переговоры с издательством, затем с типографией. Никак не меньше пяти месяцев.
– О, так долго! У меня не хватит сил ждать.
Я нес чепуху. У меня и в помине не было никакого перевода. Но нельзя лгать до бесконечности. Когда правда выяснится, Мари бросит меня. Она не из тех женщин, которых можно удержать силой. Но если говорить откровенно, нам следовало бы расстаться уже сегодня. Преступник обречен на вечное одиночество.
И все же больше всего меня волновала проблема побега. Использовать для этой цели автомобиль я считал неразумным. Конечно, чтобы быстро покинуть место преступления, необходимо сразу набрать скорость. Но автомобиль слишком громоздкая штука, он бросается в глаза. И где разгонишься на нем? На широкой улице? Или на малолюдном асфальтированном шоссе? Как раз на таких дорогах полиция расставляет свои сети. К тому же существует множество дорожных знаков, ограничивающих скорость. Конечно, если мотор оставить включенным, тогда можно сорваться с места в первый же миг. Но в таком случае не обойдешься без помощника. Кроме того, машину придется бросить, а это может навести полицию на след.
Нет, уж лучше использовать мопед, решил я. Он проскочит по любому переулочку, да и одностороннее движение для него не помеха, и он небольшой по размерам и потому малоприметен. Наконец, его можно сбросить в пруд или озеро и тогда полиция на время потеряет след. Правда, слабость мопеда – старт. Пока взгромоздишься на него и нажмешь на педали, уйдет драгоценное время. Нет, скорость надо набрать быстро, в считанные секунды. Но как это сделать на ровном месте… Вот если бы банк находился на склоне холма, тогда я ринусь на мопед о вниз и уже потом, на ходу, включу мотор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12