Но обстановка была настолько непереносимой, что порой мне хотелось швырнуть на пол законченные детали.
Но вот однажды ко мне в мастерскую явился человек, представившийся как Мурата. Он весьма учтиво поклонился и сказал: «Извините, что отвлекаю вас от работы». Мурата был невысокого роста, лет под сорок. Поверх пиджака – спецовка. Он достал из красного кожаного портфеля чертеж с подписями на английском языке.
– Это шайба Гровера. Мне нужно триста тысяч штук. Заказчик – оккупационные войска. Скажите, во что обойдется одна такая шайба? Разумеется, материал, заготовки – все за мой счет.
Изготовить такую шайбу – дело кропотливое, тонкое, ее толщина всего полтора миллиметра, диаметр – пятнадцать миллиметров, и форма сложная. Я взглянул на визитную карточку посетителя. Мастерская «Кёва сэйсакудзё», даже номер телефона указан. Я стиснул в руке кусочек мела. Перед глазами возникло лицо Ивамото. Было ясно, что наше совместное предприятие терпит крах, но все же браться за другую работу было неловко.
– Видите ли, я связан другими обязательствами. Так что обратитесь к кому-нибудь еще! – И я вернул ему чертеж.
Тогда Мурата достал из внутреннего кармана пачку денег:
– Здесь двадцать пять тысяч иен. Задаток к работе.
Это было настолько нереальным, что я не верил своим ушам. Мне так хотелось этих денег, что даже руки зачесались схватить их, и все же я оставался непреклонным.
– Добро пожаловать, – торопливо спустилась в мастерскую жена. Она была небольшого росточка, в момпэ. Жена поздоровалась с Муратой, расстелила газету на трехногом железном стуле, приглашая гостя сесть, и подала мне знак глазами: мол, хочет поговорить. Мы вышли в кухоньку, и тут ее маленькие круглые глазки наполнились слезами:
– Ну что ты за человек? Тебе наплевать на жену и детей, тебе все равно, сыты ли мы или голодны…
Мои сорванцы тоже высунули свои носы из комнаты, но стоило мне бросить им десять иен, как они опрометью выскочили на улицу – только сверкнули тощие, как у котят, зады.
– А что мы скажем Ивамото? Или, может быть, откажемся от платы за работу? – возразил я. Но жена не унималась. Вытирая нос вылинявшим рукавом, она запричитала:
– Я тоже не хочу быть неблагодарной! Я хорошо понимаю тебя! Но и ты должен меня понять! Если ты согласишься, нам не придется больше бедствовать! – И она бросилась мне на шею. У меня слова застряли в горле, но не только из-за слез жены. Неожиданно нахлынули воспоминания о войне. Когда зажигательные снаряды обрушились на наш дом, она бросилась в самое пламя, пытаясь спасти сына. С тех пор у нее и остался у левого уха след от ожога. Это пятно – память о трагедии – бросилось мне в глаза. И сердце мое не выдержало. Буркнув: «Нехорошо все же это – так поступать с людьми!» – я спустился в мастерскую.
Пока я беседовал с женой, Мурата рассматривал только что отшлифованный штамп. Увидев меня, он пригладил свои красиво причесанные на пробор волосы и сказал:
– По пятьдесят сэн за штуку пойдет?
Цена была подходящая. Значит, сто тысяч шайб будут стоить пятьдесят тысяч иен, а триста тысяч – сто пятьдесят тысяч иен. Если вдвоем работать на ножном прессе, месяца будет предостаточно.
– Заработок неплохой, но… – замялся я, на что Мурата, не поняв меня, возразил:
– Разумеется, продукция пойдет не сразу, но постепенно дело наладится. – Он снова вынул из портфеля чертежи. Корпус от карманного фонарика, кнопка гудка, зеркало заднего вида и т. д. Детали автомобилей оккупационной армии. Невольно я внутренне насторожился.
Но Мурата, словно ища моего расположения, сказал:
– Честно говоря, если и до конца следующего месяца не налажу выпуск шайб – не сносить мне головы!
Я знал это по заводу в Оомори, у меня были там приятели-прессовщики. Только когда капитал пойдет в оборот, можно успокаиваться. Но мне показалось странным, что, имея такую выгодную работу, Мурата обращается к услугам другой мастерской. Об этом я его и спросил.
– Вы о моей мастерской? Я сдал ее в аренду. Что поделаешь, такие жестокие времена. Чуть зазеваешься – и хоть в петлю лезь! – Тон его был доверительным.
– Я согласен! – решился я.
– Ну и отлично! – обрадовался Мурата. – Я пришлю вам еще одного прессовщика. Сам-то я занят денежными делами.
«Что ж, конечно, должен же кто-то заниматься и этим», – подумал я и спросил:
– Сколько же надо ему платить?
– Ну, это моя забота! Деньги пусть вас не волнуют. Просто будьте с ним поприветливей! – Он засмеялся, обнажив ряд золотых зубов.
Ивамото пришел за готовой продукцией на следующее утро после визита Мураты. Я мучился от бессонницы всю ночь и еще лежал, закутавшись в одеяло.
– Сколько можно спать? Смотри, скоро смеркаться будет! Ты так мхом порастешь! – Не спрашивая разрешения, он прошел в мастерскую, послышался лязг открываемого замка. Когда я в ночном кимоно спустился в мастерскую, то увидел лишь грязные следы на полу. Сам же Ивамото уже был на улице – грузил продукцию на велосипед. Когда вчера вечером он заглянул ко мне справиться о делах, я старался вести себя как обычно, но Ивамото, видимо, что-то заподозрил.
– Постой! – крикнул ему я. И в эту минуту откуда-то выскочила моя жена – босая, растрепанная – и, оттолкнув меня, бросилась в мастерскую. Ее лицо было мертвенно-бледным.
Она схватила молоток, лежавший у наковальни, и подскочила к Ивамото:
– Ты что, надуть нас хочешь? Только попробуй, возьми! – И она замахнулась на штамп, который хотел забрать Ивамото.
– На помощь! – закричал Ивамото истошным голосом.
– Плати за форму! – не унималась жена.
– Ладно, ладно. Что с вами поделаешь. Подставляйте руки.
1 2 3 4 5 6