- Тогда не буду мешать. Желаю приятно отдохнуть! - Пешкин откозырнул и повернулся кругом.
- Эй, эй, не торопись, приятель! - закричал офицер.
- А я как раз тороплюсь, - на ходу бросил Пешкин.
- Всего одну минуточку, одну минуточку!
- Ну, если минуточку, тогда можно.
- Видишь ли, я уже отдохнул и хотел бы... ну, это... отсюда выбраться.
- Желаю удачи.
- Спасибо... Но я, видишь ли, сам не могу... застрял немножко. Ты помог бы, а уж я в долгу не останусь.
- Зачем же, я и так помогу. - И Пешкин направился к голове.
- А ты меня не прихлопнешь? - спросила голова.
Пешкин и не думал убивать офицера. Он был честным солдатом и уважал правила игры, как и Коля Пыжиков. Колю можно было обвинить во многих легкомысленных поступках (он же был живым мальчиком!), но обвинить в нечестности или обмане никто не мог. Таким же был и Пешкин.
- Не прихлопну, не бойся, - сказал он. - Я уважаю шахматные правила. Ведь мы с тобой не на доске, мы в саду встретились.
- Конечно, конечно... Тяни, пожалуйста, за голову, не жалей!
- Не беспокойся, не пожалею! - сказал Пешкин и начал изо всех сил тянуть голову к себе. - Ну как? - через некоторое время спросил он.
- Ох, ничего... ничего не выходит... Ты бы лучше с той стороны протолкнуть попробовал.
- Можно и с той.
Пешкин и с места толкал, и с разгону, и ногой вышибал. Забор шатался, трещал, офицер кряхтел, стонал, но попрежнему торчал в заборе.
- Эх, уж больно широковата у тебя нижняя часть! - утирая пот, сказал Пешкин. - Один выход остался...
- Ой, какой? - спросил офицер.
- Развинтить да по частям и перекатить на ту сторону.
- Я согласен, - вздохнул офицер. - Разбирай!
Пешкин засучил рукава, поплевал на руки и принялся за работу. Сначала отвинтил зад, потом голову. Голова скатилась вниз, туловище Пешкин вытолкнул из щели рукой, а потом, сказав: "Валяй на последнюю парту!", прокатил нижнюю часть.
- Ну, вот и все в порядке, так сказать, в лучшем виде! - любуясь своей работой, произнес Пешкин.
- То есть, как это - в лучшем виде? - сердито спросил офицер, пересчитывая свои разрозненные части.
- А чего же больше желать? Теперь ты на свободе и можешь продолжать отдых, хоть вместе, хоть по частям: как пожелаешь.
- Но я требую, чтобы ты меня собрал! Я приказываю! - заорала офицерская голова.
- Нет уж, от приказов уволь, у меня свои командиры есть, - сказал Пешкин. - Когда просил - помог, а раз приказываешь - ухожу.
Офицер уже не мог сдержать своего гнева, голова его орала и каталась по траве.
- Посажу! Убью! Вот погоди, встретимся еще на доске!
- Обязательно встретимся, и не раз, - спокойно ответил Пешкин. - А пока - до свидания. У меня дела поважней: живую душу выручать надо! Вот выполню приказ, а потом и за тебя возьмусь. Так что потерпи малость. До скорой встречи! - И Пешкин пошел к своим солдатам, оставив на траве разобранного офицера.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
О чем думал Новичок в разведке, о веселой красавице Маше-Ромаше и целебных каплях "выпьюс-окрепнус"
Новичок хоть не участвовал еще в боевых шахматных операциях, трусом не был. Да и откуда ему было знать, что такое страх? Все свое детство провел он в дремучем лесу, на стволе своей матери-сосны. Жил под открытом небом и не боялся ни темной ночи, ни ухающих криков совы, ни грома, ни молний. Ветры трепали его упругие колючие вихры, ливни окатывали с головы до ног, а солнце немилосердно жгло, закаляя молодое тело. Вот и сейчас, идя в разведку, он чувствовал себя здесь как дома, среди родных и друзей. А может быть, ему казалось, что он в пионерском лагере, который раскинул свои палатки в сосновом лесу. Идет пионерская игра, он, разведчик отряда, ищет противника и незаметно пробирается в густой траве. Эти мысли могли ему передаться от Коли, которому вспомнился пионерский лагерь, когда он вырезал Новичка из пахучей сосновой ветки. Все могло быть, ведь в мысли другого не заглянешь.
День удался на славу, и все живое ликовало. В воздухе над сосновым солдатом, как вертолеты, замирали стрекозы, кузнечики прыгали прямо к его ногам, и ленивые жуки не спешили уйти с его дороги.
Новичок в душе был поэтом и мечтал писать стихи о солнце, о ветре, и об отважных и добрых лесных жителях. Но сейчас он старался об этом забыть, потому что был солдатом и хотел добросовестно выполнить приказ командира.
Вдруг невдалеке от него послышался поющий веселый, звонкий голос. Песенка приблизилась, и Новичок расслышал ее слова:
Тинь, тинь,
Тень-тень,
На дворе хороший день,
Я бегу, бегу бегом
По дорожке босиком;
Шишки на дорожках
Колют мои ножки,
Шишечки зеленые,
А ножки закаленные!
Новичку очень понравилась песенка, и ему захотелось узнать, кто поет. Он осторожно раздвинул траву и выглянул на тропинку, ту самую тропинку, по которой должен был пройти Пешкин со своими солдатами. Но по тропинке вприпрыжку бежала девочка. Ее загорелые босые ножки были запылены, глаза весело блестели, а ветер развевал лепестки белой юбочки. Это была Маша-Ромаша, одна из тех девочек, которые хороводами и песнями утешали пленного Пыжика.
Маша-Ромаша была очень хороша, так хороша, что даже деревянное солдатское сердце не могло устоять перед ее красотой. Новичку она так понравилась, что ему захотелось тут же дернуть ее за косичку, а потом, взяв за руку, побежать рядом вприпрыжку.
"Нельзя мне! - в последнюю минуту решил Новичок. - Ведь я - солдат и нахожусь при исполнении служебных обязанностей".
Только он так подумал, как с другой стороны появились три воина. Маша-Ромаша остановилась, перестала петь, но не удрала. А солдаты подтянулись, выровняли строй и четче взяли ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23