Проснулись они с Ульфом от толчков. Быстров сообразил, что
лодку поднимали. Ульф тоже что-то соображал. И спрятался на
камбузе за дверью. Потом потянуло свежим воздухом. Послышался
звук шагов. А потом начался кошмар. Ульф взял в руки кухонный
нож, тот самый, что тогда точил. Быстров уверяет, что внутри
себя буквально орал в тот момент. Звал на помощь, кричал своим,
что вооружен, просил Ульфа положить нож. Но Ульф не слушал или
не слышал. И никто не слышал. А когда на камбуз вошел человек в
защитном костюме, Ульф бросился на него сзади и одним движением
насадил его горло на нож. Потом вытащил нож и слизнул кровь.
Быстров чувствовал, как мышцы на его лице напрягались - Ульф
довольно улыбался. Потом выскользнул из камбуза и спрятался за
переборкой. Проходил второй человек в таком же костюме и маске.
Вновь бросок сзади, нож в горло и мгновенная смерть. И снова
облизывание ножа. В этот момент показался третий. Увидел
мертвого товарища. И облизывающего кровавый нож полуголого
матроса. Попытался что-то сказать, типа "успокойся, свои...", но
Ульф бросился с ножом и на него. Парень был явно чему-то обучен,
ему удалось провести прием, но Ульф сумел, не выпуская ножа,
выдернуть руку из захвата. Быстров почувствовал, как
перекручивается сустав в руке. Но едва рука была освобождена,
как сустав как бы сам вправился. А Ульф перерезал ошеломленному
противнику горло. И впился в него губами. Пил кровь. Потом был
четвертый. Очень здоровый парень. И много чего умевший. Пару раз
он бросал Ульфа. Все так и вертелось в глазах Быстрова. Была еще
пара весьма сильных ударов в самые уязвимые места. Без эффекта.
Зато когда Ульфу - или Быстрову - удалось поймать в захват шею
противника, он просто повернул. Раздался хруст. На этот раз не
было привычного опробования крови убитого.
Ульф бросился вверх по лесенке, осторожно выглянул, оценил
ситуацию, потом выбрался на сторону, противоположную огням с
корабля-лаборатории. Прыгнул в воду. Быстров не ощущал холода,
тот, кто владел его телом, по-видимому, тоже. И его не сводила
судорога от ледяной воды. Плыл он неумело, по-собачьи, но
движения были сильные и без намека на усталость. В конце концов
Ульф достиг берега, выбрался, даже не стал выжимать мокрые
штаны, сразу устремился в расщелину. Засел, осмотрелся, оценил
обстановку. Вел он себя почти как дикий зверь. Дикий разумный
зверь. Который сначала отыскал себе убежище в скалах. Где и
провел весь день. А ночью устремился вперед. По-видимому, он
знал или чувствовал, куда идет.
Музея они достигли за один ночной переход. Ульф бежал и
бежал всю ночь. Рассказ об ограблении не принес ничего нового.
Дверь он просто выбил плечом, витрину разбил. И вот тут-то и
случилось самое интересное. Когда Ульф взял в руки меч, он
поднял его двумя руками над головой, держа вертикально и начал
говорить что-то громким торжественным голосом. А потом в острие
меча ударили молнии. Отовсюду. И свет померк в глазах у
Быстрова. Больше он ничего не помнит. Следующие воспоминания
относятся уже к периоду, когда его "подкинули" скорой помощи. Он
тогда не мог ничего понять. Кто он, почему, откуда. Не понимал
вопросов, ничего не понимал. Матрос не был уверен, понял бы он в
том состоянии что-либо, пусть бы к нему обратились даже
по-русски. Но к нему обращались только на языках скандинавских
стран и по-английски. А он ответить не мог. И языков не знал
(английский - на уровне "my name a table"), да и отвечать не
было ни охоты, ни сил. Но постепенно это состояние проходило,
силы возвращались. Обращались с ним хорошо, не как с
преступником. Возможно, были какие-то указания на его счет.
Быстров почувствовал, что еще немного - и он сможет вступить в
контакт с врачами.
Ту часть, которая была посвящена операции по его похищению,
мне не показали. Оно и ясно, тут тайны действующих на данный
момент разведорганов. Больше ничего интересного в показаниях
матроса Быстрова не было.
Медицинские обследования не выявили буквально никакой
патологии. И никаких физических повреждений. Даже царапин. Не
было и признаков повреждения внутренних органов - крови в моче,
повышенного количества лейкоцитов и прочего. Исследовали его и
другими способами. Уровень радиоактивности у матроса не превышал
обычного для члена экипажа ядерной подводной лодки. Разные там
снимки ауры и прочие околонаучные исследования также ничего
путного не выявили. Все!
Что оставалось делать бедному толстому сотруднику комитета
госбезопасности? То есть мне. Только идти ругаться к Гану. И я
пошел.
* * *
- Первое, что я хочу у тебя спросить, - начал я разговор с
Ганом, - это следующее: сообщал ли ты кому-нибудь те факты, о
которых я тебе рассказал.
- Разумеется! - кивнул головой Ган.
- А я был уверен в том, что ты сохранишь все в тайне!
- А разве ты не затем мне все это рассказал и фотографии
показал, чтобы я принял соответствующие меры?
- Нет! - я разозлился, - я попросил у тебя совета, доверил
тайну, а ты меня обманул!
- Я что-то не припоминаю, - Ган был подчеркнуто спокоен, -
чтобы в том разговоре ты хотя бы намекал на конфиденциальность.
И я вроде бы ничего тебе не обещал. Кроме того, что займусь этим
делом.
- Но это обговаривалось не раз в наших предыдущих беседах.
- Я не помню, чтобы обещал хранить в тайне любую получаемую
от тебя в будущем информацию, - Ган усмехнулся, - да и ты ничего
такого не требовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35