Но, похоже, я стала жертвой собственной глупости, а главное – страсти к саморазрушению. Ведь я никогда не испытывала сильных чувств к Стиву. С самого начала я знала, что могу спокойно отвернуться от этого самовлюбленного самца и в ту же секунду забыть о нем. Наш роман начался исключительно от скуки, а больше – из-за моего желания что-то изменить в монотонной верности и однообразии супружеской жизни.
– Насколько я помню, ты предлагал избавиться от него?
Его взгляд несколько раз испуганно пробежался по моему лицу.
– Ты так грозно говорил, – подзадоривала я его. – Куда это все исчезло? Теперь ты хочешь откупиться, подставляя меня! Очень по-мужски…
– Брось, Кэт, ты это не серьезно, – примирительно начал он. – Все, что нужно сделать, это подсунуть мальчишке деньги, задобрить его и продержаться полтора месяца!
– Деньги его не остановят, – я поднялась и, поправив у зеркала волосы, двинулась к выходу. – Но если ты настаиваешь, то подготовь пятьсот долларов. Сегодня вечером я заеду в кондитерскую на Мэйн-стрит. Подвези деньги туда. Встретимся ровно в шесть. И серьезно подумай, какие у нас есть варианты, если мальчишка будет продолжать шантажировать. Я думаю, ты прав – нам нужно от него избавляться.
Не поворачиваясь, я открыла дверь и вышла на яркое солнце.

ГЛАВА 6

– Я помню тебя, когда ты только родилась. Я как раз в то лето был у родителей. Ты же знаешь моих родителей? Семеновы. Мы живем на этой даче. Ваши соседи…
Он стоял перед ней, расслабленно держа руки в карманах брюк и с откровенным любопытством оглядывая ее с ног до головы. Он был высокий, очень высокий, она не доставала головой до его груди.
– Я здесь уже пять дней и несколько раз видел, как ты пробегала мимо.
Он улыбался. Между двумя передними крупными зубами был небольшой зазор, это делало его на кого-то похожим, но на кого, она не могла вспомнить.
Катя чувствовала, как сильно бьется сердце. Что-то необычное было в этом высоком, коротко стриженном мужчине, которого она прежде никогда не видела. То ли в том, как он говорил с ней – негромко, отделяя каждое слово. То ли в том, как он неторопливо переводил взгляд с ее растрепанных волос на плотно сжатые губы, плечи, руки, держащие руль велосипеда, и снова на лицо…
– Как тебя зовут? – он протянул ей руку.
– Катя.
Его огромная горячая ладонь словно поглотила ее всю. Он был очень близко. Так близко, что она даже могла рассмотреть, как пульсирует кровь в жилке у него на шее. От него странно пахло. Резко, грубо, смесь незнакомого одеколона и какого-то особого мужского запаха. Так пахло от отца и его друга, дяди Андрея, всегда крепко обнимавшего ее при встрече. Мальчишки, с которыми она пару раз целовалась, так не пахли.
– Я знал, как тебя зовут. Просто проверял. А меня зовут Валентин. Могу поспорить на что угодно, ты этого не знала!
Он продолжал крепко держать ее руку в своей. А она словно вся перелилась в эту большую сухую ладонь и только чувствовала его внимательный взгляд на себе.
– Что с твоим велосипедом?
– Ничего… Колесо спустило. Я хотела подкачать. Наш насос сломался, и я думала попросить у Витьки. Вити Федорова… Вон с той дачи…
– Хочешь, я помогу тебе? – он опять сжал ее руку. – Я сам накачаю.
Жаркая волна прошлась по ее телу и растаяла где-то глубоко внутри.
– Да, – прошептала она.
Он приблизился к ней и благодарно взглянул в глаза. Ей стало страшно, словно они делали что-то недозволенное.
– Пойдем к нам, я поищу в гараже насос, – отпустив Катину руку, он приобнял ее за плечи, приглашая идти. – Насколько я помню, там какой-то был. Остался от старых времен…
Она, сопротивляясь, подалась назад.
– Что, боишься? Да, я совсем забыл, у нас же там всякие чудища прячутся, они тебя съедят. Они ждали, когда же я наконец приеду к родителям, встречу тебя и затащу к ним в гараж!
Он насмешливо улыбался, склонившись над ней. И снова она видела, как часто бьется кровь в выпуклой вене у него на шее.
– Не стыдно? Ты что, меня боишься? – он обиженно нахмурился. – Но ведь я твой сосед. Я видел тебя, когда тебе было несколько месяцев. Ну и уродище ты была! Маленькая, сморщенная старушка, лысая, и глаза закрыты. Все дачники сбежались познакомиться. Столпились вокруг тебя, охали, ахали. Мне было тогда лет десять. Помню, я смотрел на тебя и думал: ну вот, еще одно бедное создание появилось на свет. Зачем? Что миру от ее жизни? А существо будет страдать, болеть, мучиться от обид и предательств. И в итоге все кончится тем же, с чего началось – темнотой… Вру, так я думал позже. И не о тебе.
Он отпустил ее, словно забыв о своем предложении, и двинулся к своему дому.
Она растерянно стояла на обочине и не знала, то ли идти к Витьке за насосом, то ли двинуться за этим странным взрослым. И вдруг он повернулся к ней и сказал:
– Ну что стоишь? Велосипед же надо чинить. Пойдем. Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю. А знаешь, почему мне было грустно, когда я на тебя смотрел? Не потому, что я такой философ был, просто в то лето умер наш пес – Буба. Он был младше меня на два года. Немецкий пудель. Вот так вдруг взял и умер. И я страшно переживал… А у тебя есть собака?
– Нет. Мама не любит собак. Она говорит, они грязные.
В темном гараже пахло плесенью и машинным маслом. Валентин забыл, где включается свет, пришлось ему сбегать в дом за фонариком. Оказалось, что лампочка перегорела, он положил фонарик включенным на пол. Найти насос в полутьме, среди сваленных в беспорядке вещей было трудно, Валентин громко ругал родителей, которые «развели такой бардак».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14