– Обернёмся, Яшенька.
– Ну, значит, поживу ещё, - он улыбнулся и потрепал женщину по щеке.
Пелагея, закрыв глаза и всхлипнув, вцепилась в его руку обеими руками изо всех сил.
На третий день после возвращения Гурьева появился в станице урядник из Драгоценки, сотник Кайгородов. Подъехал к кузнице, окликнул Тешкова:
– Здравствуй, Степан Акимыч.
– Здоров и ты, Николай Маркелыч, - кузнец вышел на двор, пожал руку спешившемуся сотнику. - С чем пожаловал?
– Да вот, хотел с хлопцем твоим парой слов перемолвиться.
– А нету у меня его, - проворчал кузнец. - Он с той ночи у Пелагеи в избе лежит, не отходит она от него ни на шаг.
– У Пелагее-е-е-и?! Не отходит?! - ошарашенно протянул Кайгородов. - Ну, тем более, требуется мне на него взглянуть.
Они подъехали к воротам, постучали. Пелагея вышла, посмотрела на урядника и кузнеца, поздоровалась, сказала хмуро:
– Слаб он ещё. Крови много потерял, да рана гноится. Не надо б его беспокоить.
– А ты, Пелагея, власти-то не мешай, - осторожно проворчал Тешков. - Известное дело, смертоубийство. Власть интересуется, что да как. Ответить-то не отломится?
– Смотри, Маркелыч, - прошипела вдруг Пелагея, глядя на урядника горящими углями глаз. - Ежели тронешь его - я тебя со свету сживу, ни дна, ни покрышки тебе не будет. Вот те крест святой, понял?! - она быстро, истово и размашисто перекрестилась.
– Ну, тихо ты, сумасшедшая баба, - отпрянул урядник. - Чего выдумала-то?! Никто хахаля твоего не собирается трогать. А поговорить всё одно надобно. Отчиняй калитку-то!
Они вошли в горницу. Гурьев сидел на стуле, в исподнем, босой, раскладывая привезённые вчера вечером из Хайлара иголки и баночки с притираниями. Обернулся к вошедшим, улыбнулся чуть запёкшимися губами:
– Здравствуйте, дядько Степан. Здравствуйте, господин сотник. Прошу извинить за непрезентабельный вид. Недомогаю. Чем могу служить?
Кузнец вытаращил глаза, - как и Пелагея. Если б он не знал точно, что это его подмастерье Яшка! Кто ж ты таков на самом-то деле, пронеслось в голове кузнеца. И заговорил-то враз по-господски, как по-писаному! Даже в простом крестьянском белье, бледный и осунувшийся, этот юноша выглядел, как…
Если б не молодость, подумал Кайгородов, руку бы дал себе отрезать, что сей господин не иначе как в гвардии служил. Белая кость, голубая кровь. И откуда взялся?! Кузнецов подмастерье. Он отдал почему-то честь и произнёс:
– Сотник Кайгородов. Здравия желаю, господин…
Гурьев назвал себя и добавил:
– Вы спрашивайте, господин сотник, не стесняйтесь. Мне, собственно, скрывать нечего.
– Позвольте документы ваши, господин Гурьев.
– Документов при себе не имею, они в моих вещах, что у Степана Акимовича остались. Если настаиваете, могу с вами вместе туда проследовать.
– Буду весьма признателен, - прищёлкнул каблуками урядник.
– Полюшка, - Гурьев повернулся к женщине.
– Мы снаружи подождём, - добавил урядник. - С вашего позволения.
– Как угодно, - Гурьев, соглашаясь, кивнул утвердительно.
Сотник и кузнец вышли на крыльцо. Достав папиросы, большую в здешних местах по нынешним временам редкость, Кайгородов протянул одну Тешкову:
– Ты поглянь, - Полюшка! А молодой же какой! Это и есть твой подмастерье, что ли, Акимыч?
– Он самый, - буркнул кузнец, остервенело затягиваясь.
– А ты документы-то его сам видал?
– Чего мне в его бумаги смотреть?! - разозлился кузнец. - Он меня от лихоимцев тогда в Харбине, под самых Петра и Павла Православный праздник Свв. Апостолов Петра и Павла, день окончания Петровского поста.

, отбил, налетел, что твой ястреб. Те и пикнуть-то не успели! Вот руки-то у него, - Тешков помедлил, подбирая слово, - непонятные, это я сразу заприметил.
– Кто ж он за птица такая, - задумчиво разглядывая огонёк папиросы, проговорил Кайгородов. - Знаешь, что он с хунхузами-то этими сделал?
– Нет. А чего?
– Это хорошо, что не знаешь, - усмехнулся урядник. - Крепче спать будешь, Степан Акимыч.
– А сколь их было-то? - спросил Тешков, вдруг холодея от посетившей его догадки.
– Кого?
– Хунхузов. Шестерых лошадей привёл, а…
– Семнадцать.
– Чего-о?! - прохрипел, вылупляясь на Кайгородова, Тешков. - Бога-то побойся, Николай Маркелыч!
– Это не мне, это хлопцу своему шепни, - скривился сотник, сосредоточенно затягиваясь дымом. - Это не ко мне. Они уж и утечь от него хотели, видать. Не дал. Всех положил. До единого.
Дверь отворилась, и на крыльце возник Гурьев, опираясь на плечо Пелагеи:
– Я к вашим услугам, господин сотник.
– Ты в бричку садись, Яшенька, - сказала женщина, бросив настороженный взгляд на урядника. - Я тебя и отвезу, а потом и назад.
– Не возражаете, господин сотник? - улыбнулся Кайгородову Гурьев.
– Отнюдь, - кинул тот, озираясь в поисках места, куда можно опустить окурок.
– Бросай на землю, - проворчала Пелагея. - Ничего, приберу потом.
Оставив Пелагею во дворе, они втроём вошли в кузнецову избу. Гурьев шагнул к своим вещам, вытащил из подсумка метрику и протянул уряднику. Тот читал её вдоль и поперёк раз, наверное, двадцать. Наконец, поднял на Гурьева изумлённый взгляд:
– Однако! Десятого года вы, значит? - Гурьев кивнул, а сотник вернул ему метрику: - А из каких вы Гурьевых, простите моё любопытство, будете?
– Из флотских.
– Вот как. А к нам Вас какими судьбами забросило, Яков Кириллович?
Закончив свой рассказ, Гурьев виновато развёл руками:
– Доказательств я, разумеется, никаких не могу предоставить. Придётся вам поверить мне на слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27