Да и купить всю эту шушеру, всех этих болтунов-демократов из Кнессета, не было большой проблемой. Агицен, паровоз [34] , как говорила моя бабуля, зихроно ливрохо [35] … Труднее всего было – всевозможные согласования: Ватикан, Всемирный совет церквей, православные… Ну, наши и сербы, как и болгары, только рады были. Вот Москва… – Майзель вздохнул, шевельнул бровями. – Это было непросто. Зато, когда все устаканилось… В конце концов, это святые места христиан, пусть и распоряжаются, и нечего евреям туда соваться…
– Да, – Корабельщиков покачал головой. – Это было, конечно, представление…
– Но они не посмели возражать. Потому что без нас там теперь не обойтись. И поэтому без нас там теперь не обойтись… Все удалось.
– Это чистейшей воды империализм, тебе не кажется?
– Империя – не всегда плохо. Иногда хорошо, и даже очень… Кто-то же должен заткнуть этот поганый фонтан, этих сицилистов-сионистов, недорезанных местечковых комиссариков, которые тянут страну в пропасть раздела территорий… Потом, они Вацлава побаиваются.
– Почему?!
– А вот кажется им, что ревностный католик, друг Израиля – это нонсенс. Или того больше, – провокация. Тоже не верят, что он искренен. «Из Назарета может ли быть что путное»… Плохо учили историю и всех равняют по своей поганой бердичевской мерке. А ведь нет у них друга последовательнее, чище и бескорыстнее его. Готового на все, хоть дустом засыпать эту чучмекскую протоплазму. И мне не верят. Даже в то, что я еврей, и то не верят, по-моему, до конца. Хотя, наверное, только законченный сумасшедший станет называть себя евреем, не будучи им на самом деле… Как я, – усмехнулся он. – И Ватикану не верят… Слишком много было всего. Тяжело с нами, Дюхон. Мы народ жестоковыйный… Ну, да прорвемся, как говаривал один литературный персонаж. Обязательно.
– Как-то все это…
– Да ладно, дружище. Я же говорю – прорвемся. И давай плавно переведем разговор с меня на тебя…
– То есть?
– Смотри, Дюхон. Мне катастрофически не хватает людей в Беларуси. Людей, которым я доверяю, а не грантососов. И которые что-то умеют. У тебя есть замечательное качество, без которого невозможно ничего сколько-нибудь значительного сделать. Ты умеешь подбирать команду и ставить задачу, которая нравится людям и которую они с большим удовольствием выполняют.
– Спасибо.
– А я тут при чем?! Просто… Конференция – это такая мелочь. Джентльмен в поисках десятки. Чего ты на самом деле хочешь?
– Да ничего, собственно…
– Не ври. Скажи это вслух. И я тебе помогу это сделать. Давай, Дюхон. Ну?!?
Андрей долго молчал, глядя в пол. Молчал и Майзель. Наконец, Корабельщиков поднял глаза:
– Я хочу, чтобы мне хотелось возвращаться домой. Я хочу так же рваться назад в Минск, как ты рвешься в Прагу. Я хочу, чтобы мне не было стыдно за мою страну, за мой народ, языка которого я толком и не знаю. Я хочу, чтобы на обложке моего паспорта была не нарисованная Лукой брюссельская капуста, а герб моей страны. Хочу, чтобы немецкие и прочие пограничники не оттопыривали презрительно нижнюю губу, увидев мой документ, а хотя бы улыбались, пускай и дежурно. Я хочу для своего ребенка совсем не того, что я вижу там вокруг себя… Вот чего я хочу. Ну как? Нравится?
– Почти. А теперь – внимание, вопрос: на что ты готов ради этого?
– На что я должен быть готов?!
– Ты меня спрашиваешь?
– А кого мне, черт побери, спрашивать?! Позняка? Вячорку [36] ?! – Андрей вскочил. – И что я вообще могу?!
– Ты можешь, – Майзель спокойно откинулся на спинку дивана и раскинул руки. – Ты можешь. Тебе просто надо прикинуть палец к носу. Обязательно. И я приму меры, чтобы разные досадные мелочи не мешали тебе думать…
Майзель резко – чудовищно, нечеловечески резко, снова поразив Андрея, решившего, что он уже привык, – поднялся, подошел к столу, достал откуда-то, видимо, из ящика, коробку размером с том энциклопедии и вернулся к дивану. Сев, он открыл коробку и, достав оттуда мобильный телефон, проделал с ним какие-то манипуляции, после чего кинул его едва успевшему среагировать Корабельщикову:
– Лови! Да не бойся, он не кусается. И не бьется. А так же не горит и тонет. Владей и будь на связи…
– У меня есть мобилка, что…
– Перестань. Это не «мобилка», это терминал защищенной спецсвязи, работающей на мощностях сотовых операторов. Берет даже из метро, хоть со станции, хоть из тоннеля, проверено. В Беларуси на него можно звонить, как на твой домашний телефон. Только отключить его за неуплату невозможно, – Майзель зловеще оскалился. – Номера фиксированного набора: единица – это я, двойка – посольство, тройка – Фонд. Надавить и держать. Там же – маячок для пеленга на местности, чтобы ты не потерялся и группа волшебников на вертолетах не слишком запаривалась тебя разыскивать, ежели что… Да сядь ты, не маячь!
Корабельщиков опустился на диван и растерянно посмотрел на Майзеля:
– Много званых, да мало избранных…
– Обязательно, друг мой. Еще не все, ты не думай, – он достал из коробки какой-то конверт и тоже перебросил его Андрею: – Открывай!
Андрей подчинился. Из конверта выскользнули три зеленых паспорта МИД Чешского королевства, перламутрово-черная пластиковая карта платежной системы «Visa Express» и маленький, но тяжелый – видимо, золотой – значок в виде буквы М в несомкнутом круге.
– Что это?
– Это твои страховки, дружище. Твоей семье тоже, разумеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34