Подобно тому, кто ожидает смерти и понимает, что ничто не может избавить его от этой угрозы, я сжался с забытой сигаретой в руке. Молчаливый мир блестел за дешевыми запыленными стеклами, и лишь пара грязных весел, поставленных в одном из углов комнаты еще до моего прибытия, напоминала мне о том, что я бодрствую. Лампа бесконечно горела, испуская слабый свет, чей оттенок был похож на телесную плоть. Ее свет неприятно раздражал меня; я посмотрел на нее и увидел, как множество пузырьков поднимаются и исчезают в заполненном керосином корпусе лампы. И внезапно я осознал, что ночь не была ни теплой, ни холодной, а странно нейтральной, - словно все физические силы прекратили свое действие, и все нормальные законы бытия оказались нарушены.
Затем, с едва слышимым всплеском, исходившим от серебристой воды к берегу полосой зыби, отозвавшейся эхом страха в моем сердце, плывущее существо вышло из-за бурунов. Эту фигуру можно было определить как собаку, человека или нечто более странное. Я не мог понять, что я вижу, - возможно, это не важно, - но подобно какой-то аномальной рыбе оно проплыло по отражающей звезды поверхности воды и затем нырнуло вниз. Спустя мгновение оно снова появилось над водой, и в этот момент, когда оно приблизилось, я увидел, что это был человек или что-то похожее на человека, который двигался по направлению к суше из темного океана. Но он плыл с ужасающей легкостью!
По мере того, как я пассивно наблюдал, преисполненный страха, с вытаращенными глазами, как у того, кто ожидает смерти, и в то же время знает, что не может предотвратить ее, пловец достиг берега, - хотя он находился слишком далеко к югу от меня, чтобы внимательно разглядеть его контуры и черты. Явно неуклюжее, покрытое клочьями блестящей в лунном свете пены, разбрызгивающейся во время ходьбы, оно выбралось на сушу и исчезло среди дюн.
Теперь я был охвачен стремительным приступом ужаса, который ранее затих. Вокруг меня царил жуткий холод, хотя в комнате, окно в которой я не осмелился открыть, было душно. Я подумал, что будет ужасно, если нечто попытается влезть в окно, которое было не заперто на щеколду.
Теперь, более не видя таинственной фигуры, я чувствовал, что она спряталась где-то в ближайших тенях или тайно следит за мной через то окно, которого я не видел. Поэтому я обернулся и с тревожной внимательностью осмотрел каждое оконное стекло; опасаясь, что я могу на самом деле столкнуться с чьим-то пристальным взором извне, я все же был не способен удержаться от этого осмотра. Но хотя я наблюдал за пространством вне дома в течение нескольких часов, более ничто не появилось на пляже.
Так прошла ночь, и постепенно стало спадать впечатление странности - странности, которая до того нарастала, как кипящая вода в чайнике достигает его края, затем замирает и, наконец, опускается. Эта странность ушла, оставив мне какое-то непонятное послание, подобно звездам, обещающим возрождение ужасных и славных воспоминаний и побуждающим нас к почитанию этого обмана, а затем ничего не дающим. Я в страхе подошел к осознанию древней тайны, которая находится совсем близко от пределов человеческого бытия, но остается за гранью познания, но, в конце концов, ничего не получил. Мне было дан лишь мимолетный намек на потаенные вещи, намек, проявившийся сквозь покрывало человеческого невежества. Я даже не мог понять, что же проявило себя этой ночью, что это был за пловец, к которому я оказался столь близок и который двигался к берегу, вместо того, чтобы уйти в океан. Я не знал, что это могло быть - как будто закипевшая вода подошла к краю чайника, но затем осела обратно вниз после кратковременных каскадов появлений. Ночной океан забрал свое порождение. Более я ничего не узнал.
До сих пор я не знаю, зачем океан показал мне это чудо. Возможно, никто из нас не может понять суть этих вещей - они существуют за пределами всяких объяснений. Есть мудрецы, которые не любят море и его гладкую поверхность близ пляжей из желтого песка; они считают странными тех, кому по душе загадки, рожденные в древней бесконечной глубине. Но для меня есть притяжение и непостижимый шарм во всех настроениях океана. Это очарование есть и в меланхолии серебристой пены под восковым ликом луны; пены, носящейся по молчаливым вечным волнам, ударяющим по обнаженным берегам, когда все безжизненно, кроме тех неведомых фигур, что плавно выныривают из сумрачной бездны. И когда я проникся все нарастающим благоговейным трепетом, на меня нахлынул экстаз, подобный страху; теперь я должен был унизить самого себя перед могуществом, которое я ощущал в плотных водах океана и их потрясающей красотой.
Велик и одинок океан, и как все существа вышли из него, так они и вернутся туда обратно. В окутанных пеленой глубинах времени ничто не будет править на земле, и не будет никаких движений, кроме как в вечных водах. Они будут биться о темные берега, покрытые штормовой пеной, хотя не останется ничего в этом умирающем мире, что могло бы увидеть холодный свет угасающей луны, который играет на водоворотах приливов и крупнозернистом песке. На краю бездны останется лишь застывшая пена, собирающаяся возле раковин и костей вымерших существ, что обитали в океанских водах. Тихие вялые твари будут плескаться и ползать вдоль пустынных берегов, где жизнь на суше уже давно закончится. Затем все станет темным, поскольку, в конце концов, потухнет даже свет белой луны на далеких волнах. Не останется ничего - ни над, ни под сумрачными водами. И до этого последнего миллениума, и после исчезновения всех вещей в мире, море будет шуметь и нести свои волны сквозь мрачную ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11