Фермер припомнил, что бедняге Джонни не раз доставалось от Тома, хотя, наверное, было за что. Все происходящее вызывало у Стивена раздражение. Что-то неестественное было в самой этой сцене - какое-то скрытое напряжение, причину которого он никак не мог себе уяснить. Похоже, не стоило пускать сюда дурачка; да и Бельмоуз ведет себя странно - он как будто всеми силами старается не глядеть на покойного. Время от времени гробовщик щупал у него пульс - вот еще одна странность.
Преподобный Сайлас Атвуд жалобно забубнил поминальное слово об усопшем: Смерть с се беспощадно разящей косой ворвалась в это маленькое семейство, разорвав земные узы любящих брата и сестры. Некоторые из соседей украдкой переглянулись из-под полуопущенных ресниц, а Софи и в самом деле начала судорожно всхлипывать. Бельмоуз подошел к ней сбоку и стал успокаивать, но она вдруг отпрянула от него. Движения его были как-то скованы; похоже, и он чувствовал себя не лучшим образом в этой необъяснимо гнетущей атмосфере. Вспомнив, наконец, о своих обязанностях распорядителя на похоронах, он вышел вперед и загробным голосом возвестил, что настал момент прощания с телом.
Соседи и приятели покойного вереницей потянулись мимо дрог, от которых Бельмоуз бесцеремонно уволок дурачка Джонни. На лице Тома как будто лежала печать успокоения.
При жизни этот чертяка был весьма недурен собой. Раздалось несколько неподдельных и гораздо больше притворных всхлипываний; в основном же собравшиеся ограничивались тем, что бросали на мертвеца любопытный взгляд и тут же принимались шепотом делиться впечатлениями. Стив Барбор задержался у гроба: он долго и пристально всматривался в неподвижное лицо, а затем отошел, покачав головой. Семенившая следом его жена Эмили вполголоса сказала, что Генри Бельмоуз зря так уж нахваливал свою работу, вот и глаза у Тома опять раскрылись, хотя в начале панихиды они были закрыты: она сама видела, потому что стояла рядом. Глаза, однако, и впрямь казались живыми - и это через два дня после смерти; обычно так не бывает.
Дойдя до этого места, Фред Пек обыкновенно умолкает, словно не желая продолжать. А слушатель уже и сам улавливает, что дальше будет что-то неприятное. Но Пек успокаивает внимающих ему, заверяя, что все кончается не так страшно, как любят изображать рассказчики. Стив, и тот не дает воли своему воображению, ну а дурачок Джонни, естественно, не в счет.
В хоре плакальщиц была одна чрезмерно впечатлительная старая дева по имени Луэлла Морс - пожалуй, по ее-то милости события и приняли неожиданный оборот. Проходя вместе с остальными мимо гроба, она задержалась дольше всех, за исключением четы Барбор: хотела, как и они, разглядеть покойного получше. И вдруг ни с того ни с сего Луэлла пронзительно взвизгнула и упала без чувств.
Тут в комнате конечно же поднялся страшный переполох. Протиснувшись сквозь толпу к Луэлле, старый лекарь Пратт попросил принести воды, чтобы попрыскать ей на лицо; меж тем любопытствующие напирали на них со всех сторон - посмотреть на плакальщицу и заглянуть в гроб, а Джонни Дау принялся потихоньку напевать: "А он про все знает, знает; а он все слышит и все видит; но его все равно закопают". Но к его бормотанию никто не прислушивался - разве только Стив Барбор.
Очень скоро Луэлла очнулась, но так и не припомнила, чего именно испугалась, и только беззвучно повторяла: "Он так посмотрел... так посмотрел..." Однако остальные ничего у покойного не заметили - какой был, такой и есть. Вид, правда, жутковатый: глаза раскрыты, на щеках румянец.
А затем взгляду изумленной толпы открылось нечто такое, отчего все на мгновение забыли и про Луэллу, и про покойного. На полу лежал, силясь сесть, Генри Бельмоуз; очевидно, в суматохе его сбили с ног. Похоже, внезапное всеобщее возбуждение и толкотня повлияли на него самым неожиданным образом. Его лицо выражало дикий ужас, а взгляд становился тусклым и безжизненным. Голос у него почти пропал, из горла рвались трескучие хрипы, в которых явственно слышалось отчаяние.
"Домой меня, скорее; отнесите и оставьте. Снадобье, что мне случайно попало в руку... влияет на сердце... я живой... вы не думайте... это снадобье действует - ну несите же меня домой... а потом ждите... Я очнусь, только не знаю когда... в это время я буду все видеть и слышать... учтите, я не умер, я..."
Старый лекарь пробрался к Генри, когда тот затих на полуслове. Он пощупал пульс, долго вглядывался в неподвижное лицо и наконец покачал головой: "Медицина бессильна - он скончался. Сердце отказало - видимо, виновата попавшая ему в руку жидкость. Я даже не знаю, что это за вещество такое".
Все присутствующие словно оцепенели. В доме покойника новый покойник! И только Стив Барбор напомнил остальным вырвавшиеся с последним хрипом слова Бельмоуза. А действительно ли Генри мертв? Ведь он же предупредил, что на вид может показаться мертвым. И не лучше ли будет, если лекарь Пратт еще разок осмотрит Тома Ловкинза перед захоронением?
Кинувшись на грудь Бельмоузу, словно преданный пес, дурачок Джонни заскулил: "Не закапывайте его, не надо! Никакой он не мертвый. Он - как тогда теленок священника Левитта; как собака этой Лайдж Гопкинс - он их тогда накачал из шприца. У него такая вода есть: накачаешь ею человека - и тот как мертвый делается, а на самом деле живой! С виду мертвяк, но все видит и слышит, а на другой день встает как ни в чем не бывало. Не. закапывайте его. - он же сам себя не откопает, когда очнется под землей! Он такой добрый - не то, что Том Ловкинз. Чтоб этот Том всю крышку исцарапал, чтоб у него глаза повылазили до того, как совсем задохнется.
1 2 3 4 5 6 7