Я неоднократно беседовал со старым Арчером Гаррисом, тогдашним
владельцем дома, вплоть до его смерти в 1916 году и получил от него и от еще
живой его сестры, девицы Элис, подтверждение всех семейных дат, собранных
моим дядюшкой. Однако, когда я поинтересовался у них, какое отношение мог
иметь дом к Франции или французскому языку, они признались, что столь же
искренне недоумевают по этому поводу, как и я. Арчер не знал вообще ничего;
что же касается мисс Гаррис, то она поведала мне о некоем упоминании,
которое слышал ее дед, Дьюти Гаррис, и которое могло пролить некоторый свет
на эту загадку. Старый морской волк, на два года переживший своего погибшего
в бою сына по имени Желанный, припоминал, что его няня, старая Мария
Роббинс, смутно догадывалась о чем-то, что могло придать особый смысл
французскому бреду Роуби Гаррис, который ей доводилось слышать в последние
дни жизни несчастной. Мария жила в страшном доме с 1769 вплоть до переезда
семьи в 1783 году и была свидетельницей смерти Мерси Декстер. Как-то раз она
обмолвилась в присутствии маленького Дьюти об одном несколько странном
обстоятельстве, сопровождавшем последние минуты Мерси, но он впоследствии и
очень скоро совершенно забыл, что это было за обстоятельство, за исключением
того, что оно было отчасти странным. Но даже и это внучке его удалось
вспомнить с большим трудом. Она и ее брат не так интересовались домом, как
сын Арчера Кэррингтон, который является его нынешним владельцем и с которым
я беседовал после своего эксперимента.
Выжав из семейства Гаррисов всю информацию, какую оно только могло мне
предоставить, я набросился на старинные городские летописи и документы с еще
большим рвением, нежели то, какое в этом отношении подчас выказывал дядюшка.
Я стремился к тому, чтобы иметь исчерпывающую историю того участка, где
стоял дом, начиная с его застройки в 1636 году, а еще лучше и с более
древних времен, если бы только удалось откопать какую-нибудь легенду
индейцев Наррагансетта. Прежде всего я установил, что этот участок в свое
время представлял собой часть длинной полосы земли, изначально пожалованной
некоему Джону Трокмортону; одной из многих подобных полос, бравших начало от
Таун-стрит возле реки и простиравшихся
через холм, почти совпадая с нынешней Хоуп-стрит. Участок Трокмортона в
дальнейшем, конечно, неоднократно подвергался разделам, и я весьма прилежно
проследил судьбу той его части, по которой позднее пролегла Бэк-, она же
Бенефит-стрит. Действительно, ходил такой слух, что раньше там располагалось
семейное кладбище Трокмортонов; однако, изучив документы более тщательно, я
обнаружил, что все могилы давным-давно были перенесены на Северное кладбище,
то, что находится на Потакет-Уэст-Роуд.
Потом вдруг я наткнулся на одно свидетельство (благодаря редкостной
случайности, ибо оно отсутствовало в основном массиве документов и легко
могло быть упущено из виду), которое возбудило во мне живейший интерес,
поскольку замечательно согласовывалось с некоторыми наиболее туманными
аспектами проблемы. Это был договор, составленный в 1697 году и
предоставлявший в аренду клочок земли некоему Этьену Руле с женой.
Наконец-то появился французский след а, помимо него, еще один, и намного
более значительный, нежели все прежние, налет ужасного, который имя это
вызвало из самых отдаленных уголков моего разнородного чтения в области
жуткого и сверхъестественного, и я лихорадочно бросился изучать план
участка, сделанный еще до прокладывания и частичного выпрямления Бэк-стрит
между 1747 и 1758 гг. Я сразу нашел то, чего наполовину ждал, а именно: на
том самом месте, где теперь стоял страшный дом, Руле с женой в свое время
разбили кладбище (прямо за тогдашним одноэтажным домиком с мансардой), и не
существовало никакой записи, в которой упоминалось бы о переносе могил.
Заканчивался документ совершенной неразберихой, и я вынужден был обыскать
библиотеки Шепли и Исторического Общества штата Род-Айленд, прежде чем мне
удалось найти местную дверь, которая отпиралась именем Этьена Руле. В конце
концов, мне-таки удалось кое-что откопать, и хотя это кое-что было весьма
смутным, оно имело настолько чудовищный смысл, что я немедленно приступил к
обследованию подвала страшного дома с новой и тревожной скрупулезностью.
Руле прибыли в эти края году этак в 1696 из Ист-Гринуича, спустившись
вдоль западного побережья залива Наррагансетт. Они были гугенотами из Кода и
столкнулись с немалым противодействием со стороны членов городской управы,
прежде чем им позволили поселиться в Провиденсе. Неприязнь окружающих
преследовала их еще в Ист-Гринуиче, куда они приехали в 1686 году после
отмены Нантского эдикта; носились слухи, будто неприязнь эта выходила за
рамки обычных национальных и расовых предрассудков и не имела отношения даже
к спорам из-за дележа земли, вовлекавшим иных французских переселенцев в
такие стычки с англичанами, которые не мог замять сам губернатор Эндрос.
Однако их ярый протестантизм слишком ярый, как утверждали некоторые, и та
наглядная нужда, которую они испытывали после того, как их, в буквальном
смысле, вытолкали взашей из поселка, помогли им снискать убежище в
Провиденсе. Этьен Руле, склонный не столько к земледелию, сколько к чтению
непонятных книжек и черчению непонятных схем, получил место канцеляриста на
складе пристани Пардона Тиллингаста в южном конце Таун-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14