Роджерс, не отводя взгляда от запертой на
висячий замок двери, все бился и бился о каменную стену и стучал в пол
стянутыми веревкой конечностями. Джонс опасался, что пленник нанесет себе
серьезный раны, и стал приближаться к нему, чтобы крепко привязать его к
какому-нибудь неподвижному предмету. Но Роджерс, пресмыкаясь на полу, отполз
от него и издал целый ряд яростных воплей, ужасающих своей нечеловеческой
природой и неимоверной силой звучания. Трудно было представить себе, чтобы
человеческое горло могло произвести столь громкие и пронзительные завывания,
и Джонс понял, что если они продолжатся, телефон уже не понадобится. Если
даже учесть, что в этом безлюдном торговом районе особенно некому было
прислушиваться к дикому шуму, доносившемуся из подвала, все равно появления
полицейского ждать оставалось недолго.
- Уза-и'эй! - выл безумный. -И'каа хаа - бхо-ии, Ран-Тегот-Ктулху
фхтагн - Эй! Эй! Эй! Эй! - Ран-Тегот, Ран-Тегот, Ран-Тегот!
Крепко связанное безумное существо, извиваясь, продолжало ползти все
дальше по захламленному полу, добралось наконец до двери с висячим замком и
принялось с грохотом биться об нее головой. Джонса, измученного предыдущей
схваткой, просто пугала необходимость снова заняться пленником. Уже
примененные им насильственные меры и без того изнурили его нервы, он
чувствовал, что малодушие, охватившее его во мраке, снова подступает к нему.
Все относящееся к Роджерсу и его музею мучительно напоминало об адских
черных безднах, скрытых под поверхностью обычной жизни! Было невыносимо
вспоминать о восковом шедевре безумного гения, таящемся сейчас совсем рядом
во мраке за тяжелой, запертой на висячий замок дверью.
Но тут произошло нечто ужасное, отозвавшееся трепетом во всем
позвоночнике Джонса и побудившее каждый его волосок - вплоть до мельчайших
завитков на запястьях - подняться дыбом от смутного, не подлежавшего
определению страха. Роджерс вдруг перестал визжать и биться головой о
жесткую дверь, он успокоился и сел, склонив голову набок, как бы внимательно
прислушиваясь к чему-то. По лицу его разлилась улыбка дьявольского
торжества, он снова начал рассуждать разумно - на этот раз хриплым шепотом,
зловещим образом контрастирующим с недавним громовым рычанием.
- Слушай, олух! Слушай внимательно! Оно услышало меня и теперь идет
сюда. Ты ведь почуял плеск воды, когда Оно вышло из бассейна - его я устроил
в конце подземного хода? Я сделал его очень глубоким, чтобы Ему было удобно
и хорошо. Ведь Оно - амфибия, ты ведь видел жабры на фотографии. Оно пришло
на землю из свинцово-серого Йугготха - там, под теплым глубоководным океаном
еще существуют древние города. Ему трудно распрямиться в моем бассейне во
весь рост - Оно ведь слишком высоко и должно сидеть или стоять пригнувшись.
Верни мне ключи, мы должны выпустить Его и преклонить перед Ним колени. А
потом мы с тобой выйдем наружу и отыщем собаку или кота - или, может быть,
заблудшего пьяницу, - чтобы предложить Ему в жертву, в которой он
нуждается...
Нет, не слова, произносимые свихнувшимся фантазером так поразили
Джонса, но сам тон его речи. Безоглядная, безрассудная доверительность и
искренность безумного этого шепота с заразительной силой проникали в самую
душу. Ведь воображение, подталкиваемое столь неотразимым стимулом, могло и в
самом деле усмотреть реальную угрозу в дьявольской восковой фигуре, невидимо
затаившейся за тяжелой дверью. Уставившись на нее в дьявольской
зачарованности, Джонс заметил на ней несколько неотчетливых трещин, хотя с
наружной стороны не видно было никаких следов попыток взломать ее. Он
пытался представить себе размеры помещения, находившегося за ней и
сообразить - могла ли там расположиться восковая фигура. Идея маньяка об
устройстве бассейна и подземного хода к нему была столь же изощренной, как и
все прочие его измышления.
В следующий момент у него перехватило дыхание. Кожаный ремень,
прихваченный им с целью еще больше ограничить свободу пленника, выпал из его
ослабевших рук, и дрожь сотрясла все его тело с головы до ног. Ведь он давно
предугадал ужасное место, которое лишило рассудка Роджерса - и вот теперь он
стал сумасшедшим. Он спятил с ума, потому что вместил в себя галлюцинации
куда более ужасные, чем все, что он пережил за эту ночь. Безумец требовал от
него услышать плесканье мифического монстра в бассейне за дверью - но ведь,
помоги Боже, он и в самом деле слышал теперь его.
Роджерс уловил спазм испуга, прокатившийся по лицу и телу Джонса, а
затем обратившийся в неподвижную маску ужаса. Он торжествующе захихикал.
- А, наконец-то, олух, ты веришь! Наконец ты все понял. Ты слышишь Его
и Оно идет сюда! Отдай мне ключи, глупец - мы должны поклониться и услужить
Ему.
Но Джонс уже не был способен внимать никаким человеческим словам - ни
безумным, ни разумным. Паралич ужаса вверг его в состояние столбняка и
полупотери сознания, в помертвевшем его мозгу проносились фантасмагорические
образы. Там слышался плеск. Там слышались тяжкие шаги, словно бы чьи-то
огромные мокрые стопы шлепали по твердой поверхности пола. Что-то явственно
приближалось. В ноздри Джонса, сквозь трещины в этой кошмарной дощатой
двери, била ужасная животная вонь, похожая, и все же непохожая на ту, что
исходит от клеток в зоологическом парке.
Он не осознавал, говорил ли что-нибудь Роджерс в эти мгновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15