Впереди и немного левее я мог теперь видеть
необозримую равнину, простиравшуюся на многие тысячи акров и сплошь покрытую
волнующейся массой густой травы, достигавшей высоты человеческого роста.
Почти у самого горизонта стояло огромное пальмовое дерево оно зачаровывало
меня и необъяснимо влекло к себе. Непостижимость всего увиденного вкупе с
чувством облегчения от того, что мне удалось бежать с мыса, где надо мной
нависла непосредственная опасность, на время ослабили мою тревогу, но стоило
лишь мне остановиться, устало опустившись на дорожку и машинально погрузив
руки в теплый беловато-золотистый песок, как меня вновь объял панический
страх. К дьявольским ударам прибоя добавилось что-то не менее ужасающее,
что-то таившееся в шорохе высокой травы. Я закричал, отчаянной бессвязно:
Тигр? Тигр? Это ты, Зверь, ты? Это ты, Зверь, которого я боюсь? В памяти
вдруг всплыла прочитанная когда-то давным-давно древняя история о тиграх,
только я никак не мог вспомнить имя автора. И все-таки, несмотря на
продолжавший мучить меня непередаваемый страх, я вспомнил его. Конечно же
это был Редъярд Киплинг; мне даже не показалось странным, что поначалу я
отнес его, чуть ли не своего современника, к древним писателям. Мне вдруг
нестерпимо захотелось еще раз взглянуть на томик Киплинга с этим рассказом,
и я чуть было не отправился назад, в дом на мысу, чтобы отыскать там книгу,
но вовремя одумался к тому же мне очень хотелось поскорее добраться до той
высокой пальмы.
Не знаю, смог ли бы я противостоять желанию вернуться назад, если бы с
неменьшей силой меня не влекла к себе огромная пальма вдали. Этот последний
импульс, наконец, возобладал; я покинул песчаную долину и принялся скользить
вниз по склону, несмотря на весь тот страх, который внушала мне высокая
трава и мысль, что в ней могут быть змеи. Я решил до конца сражаться за свою
жизнь и рассудок, чего бы ни стоило мне сопротивление угрозам, таившимся в
море или на суше. Однако, поражение в этой борьбе начинало казаться мне
неминуемым, и это становилось все яснее и яснее всякий раз, как безумный
шорох жуткой травы сливался с удаленными, но все еще отчетливо слышными
тревожными ударами огромных волн. Я то и дело останавливался и зажимал уши
руками, ища хоть какого-нибудь облегчения, но от этих невыносимых звуков не
было спасения. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я добрался до
пальмы, так притягивавшей меня к себе, и упал в благословенную тень широких
листьев.
Вслед за тем произошло несколько совершенно невероятных событий,
поочередно ввергавших меня то в экстаз, то в ужас; я вспоминаю о них с
содроганием и не смею предлагать своих толкований. Едва только я заполз под
сень пальмовых листьев, как откуда-то сверху, из ветвей, появился младенец
такой красоты, какую мне прежде не приходилось видеть. В каких-то лохмотьях,
весь запыленный, он все равно выглядел как фавн или полубог; в густой тени
мне показалось даже, что от него исходит что-то вроде сияния. Мальчик
улыбнулся мне и протянул ручку, но прежде чем я приподнялся с земли, чтобы
заговорить с ним, сверху раздалось чудесное сладостное пение; чистые ноты
сливались в неземную возвышенную гармонию. Солнце уже зашло и тут я убедился
в том, что головку младенца действительно окружает ореол искристого света.
Он обратился ко мне мелодичным серебристым голоском; Это конец. Сквозь
сумерки спустились они со звезд. Теперь все кончено, мы блаженно почили в
Телоэ, что лежит за потоками Аринури . Пока ребенок говорил сквозь листья
пальмы на землю опускалось какое-то мягкое сияние, и поднявшись на ноги, я
приветствовал тех, кто, как мне было известно, главенствовали среди певцов
бога и богиню, ибо смертным не дается такая красота. И они взяли меня за
руки и сказали: Идем, дитя, ты слышал голоса. Все будет хорошо. В Телоэ, что
лежит за Млечным путем и потоками Аринури, есть города из янтаря и
халцедона. Там, над величественными куполами сияет множество неведомых
прекрасных светил. В Телоэ под мостами слоновой кости текут реки из жидкого
золота, и по ним большие барки держат путь в цветущий Семизвездный Кифарион.
В Телоэ и Кифарионе царствуют вечная юность, красота и услады, там слышны
только смех, песни и звуки лютни. Одни только боги обитают в Телоэ на
Золотой реке, но и ты почишь среди них .
Я зачарованно слушал но вдруг заметил, что вокруг меня все
переменилось. Пальма, еще недавно дававшая спасительную тень моему
изможденному телу, осталась далеко внизу. Я плыл по воздуху вместе с
младенцем и двумя богами, излучавшими прекрасное сияние; нас сопровождал с
каждой минутой все возраставший в числе сонм излучавших свет, увенчанных
виноградными лозами юношей и дев их лица озаряла радость, легкий ветер
раздувал их волосы. Мы медленно поднимались ввысь, словно на крыльях
благоуханного воздуха, но воздушная волна, казалось, исходила не от земли, а
из золотистой туманности наверху; младенец шептал мне на ухо, что я должен
смотреть только на потоки нисходящего света, и не должен оглядываться на
мир, который только что покинул. Юноши и девы распевали ямбы и хореи под
аккомпанемент лютен, и я чувствовал, что погружаюсь в атмосферу мира и
счастья, куда более глубокого, чем я мог представить себе в жизни. Однако в
следующую минуту царившую круг меня гармонию грубо нарушил один-единственный
звук, переменивший всю мою судьбу и потрясший меня до глубины души.
1 2 3 4