мать происходила из династии потомственных мореплавателей, и я был рожден моряком. Но я очень любил слушать, как Джон читает и декламирует. Все это было почти шестьдесят лет назад, но я и сейчас мог бы прочесть вам сотни стихов, которые узнал от него… Шестьдесят лет!
Капитан Джим немного помолчал, пристально глядя на яркое пламя камина, словно в поисках минувшего. Затем, вдохнув, он продолжил свой рассказ.
— Помню, в один из весенних вечеров я встретил его на дюнах. Настроение у него было вроде как приподнятое — точь-в-точь как у вас, доктор Блайт, когда вы привезли сюда сегодня вечером мистрис Блайт. Я сразу вспомнил его, как только увидел вас… И он сказал мне, что в Англии у него осталась любимая и что теперь она едет к нему. Меня это совсем не обрадовало — ох, что за бездушный юный эгоист я был! Я подумал, что он будет уже не так дружен со мной, когда она приедет. Но у меня, по крайней мере, хватило такта не показать ему этого. Он рассказал мне все о своей невесте. Звали ее Персис Ли, и она, вероятно, приехала бы на наш остров вместе с ним, если бы не ее старый дядя. Дядя был болен, а так как он заботился о ней после смерти ее родителей, она не захотела оставить его одного. А теперь он тоже умер, и она ехала сюда, чтобы выйти замуж за Джона Селвина. Это было нелегкое путешествие для женщины в те дни. Ведь, только вспомните, тогда еще не существовало пароходов… «И когда же ты ожидаешь ее?» — спрашиваю. «Она отплывает на судне „Принц Уильям“ двадцатого июня, — говорит он, — так что будет здесь в середине июля. Мне надо бы поговорить с плотником Джонсоном, чтобы он построил мне дом к ее приезду. Я только сегодня получил ее письмо, но, когда распечатывал его, уже знал, что вести в нем добрые. Я видел ее несколько дней назад». Я не понял, о чем он говорит, и тогда он объяснил — хотя я, признаться, понял его объяснение не намного лучше. Он сказал, что это удар… или проклятие, — его собственные слова, мистрис Блайт, — дар или проклятие. Он сам не знал, что это. Он сказал, что у его прапрабабки был тот же дар и ее сожгли за это как колдунью. Дело в том, что он впадал иногда в странное состояние — транс, так, кажется, он выразился. Существует такая штука, доктор?
— Безусловно, есть люди, которые подвержены временным помрачениям сознания, — ответил Гилберт, — хотя это скорее по части исследователей психики, чем простых врачей. Как это проявлялось у Джона Селвина?
— Как обыкновенный сон, — скептически отозвался старый доктор. . — По словам Джона, — задумчиво продол жил капитан Джим, — заметьте, я говорю вам только то, что он сам сказал мне… Так вот по словам Джона, он мог видеть то, что происходит где-то далеко… и то, чему еще только предстоит произойти. Он сказал, что иногда такие видения — утешение для него, а иногда приводят его в ужас. За четыре дня до получения письма он был в таком состоянии — вошел в транс, когда сидел вечером у камина, глядя в огонь, и видел старую комнату, которую хорошо знал в Англии, и в этой комнате Персис Ли, протягивающую к нему руки, радостную и счастливую. Потому-то он и знал, что получит от нее добрые вести.
— Сон… обыкновенный сон, — насмешливо вставил старый доктор.
— Возможно… возможно, — согласился капитан Джим. — То же самое и я сказал ему тогда. Было гораздо удобнее думать так. Мне не нравилась сама мысль, что он видит подобные вещи, — от нее становилось по-настоящему жутко. «Нет, — говорит он. — Мне это не снилось. Но не будем больше говорить об этом. Ты уже не будешь мне таким другом, как прежде, если станешь много думать об этом». Я сказал ему, что ничто не может изменить моих дружеских чувств к нему. Но он только покачал головой и говорит: «Мне уже доводилось терять друзей из-за этого. И я их не виню. Бывают моменты, когда я испытываю сам к себе не столь уж дружеские чувства, и все по той же причине. В таком даре есть что-то от неземных сил — добрых или злых, кто скажет? А все мы, смертные, стараемся избегать слишком близкого знакомства и с Богом, и с дьяволом». Это его собственные слова. Я помню их, как если бы все происходило только вчера, хотя мне было и не совсем понятно, что он имеет в виду. Как вы полагаете, доктор, что он имел в виду?
— Сомневаюсь, что он сам это знал, — ворчливо отозвался доктор Дейв.
— Мне кажется, я понимаю, — прошептала Аня. Она слушала, как в детстве, с плотно сжатыми губами и сияющими глазами. Капитан Джим взглянул на нее с улыбкой восхищения, а затем продолжил свой рассказ.
— Ну, вскоре все в округе уже знали, что к учителю едет невеста, и все радовались, так как очень уважали его и ценили. И каждый интересовался его новым домом — вот этим домом. Джон выбрал это место для постройки, так как отсюда видна гавань и слышен рокот моря. Он сам разбил сад для своей невесты — только ломбардских тополей здесь тогда не было. Их посадила потом миссис Рассел. Зато в саду есть сдвоенный ряд розовых кустов, которые посадили там для невесты учителя маленькие девочки, ходившие тогда в здешнюю школу. Он говорил, что розовые розы — в честь ее ланит, белые — в честь ее чела, а красные — в честь уст. Он читал так много стихов, что потом у него вроде как вошло в привычку всегда говорить стихами… Почти каждый прислал ему какой-нибудь небольшой подарок, чтобы помочь обзавестись хозяйством. Когда Расселы поселились в этом доме, они были людьми зажиточными и, как видите, не скупились, обставляя его. Но самые первые вещи, которые появились в этом доме, были довольно простыми.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14