Завтра трудовой день. А у лесоруба он начинается рано.
Только молодежь поселка собралась в избе-читальне. Сдвинули скамьи в сторону и под гармошку танцуют старинные танцы — ристу-кондра и кадрельку. Танцуют и поют веселые частушки. Кадрельку сменяют звуки заграничных танцев.
Это Хильда, мать Тодди, притащила в избу патефон с пластинками.
Не спят и ребятишки. Они допоздна на улице. Бегают, катаются с горочки на лыжах и салазках, шалят, возятся в снегу. И первый шалун среди них — Юрики. Давно пора домой, поесть и спать. Каждого из них мама звала несколько раз, но хочется скатиться еще один «последний разок»…
Ребят постарше на улице не видно. Они в школе. На фоне освещенных окон видны их смешные, изломанные тени.
И самая большая среди них — Ивана Фомича. Окруженный ребятами, он склонился над грудой золотого, серебряного, блестящего и с увлечением делает игрушки.
Завтра елка.
Ребята золотят орехи, клеят, режут, раскрашивают. Все молчаливы и сосредоточены. Только изредка у какого-нибудь творца фантастической, осыпанной серебром мельницы или необыкновенной птицы вырывается вздох восхищения собственным произведением.
— Ну как, хорошо, Иван Фомич? — с замиранием сердца спросит художник.
Иван Фомич оторвется на минуту от своих игрушек и, улыбаясь, скажет:
— Замечательно! Я такой птицы никогда в жизни не видел!
Весть о пограничнике, раненном диверсантами, вмиг разнеслась по всему поселку. На улице раздались тревожные голоса. Захлопали двери. В замерзшие окна нетерпеливо застучали соседи:
— Эй, хозяева! Выходите! Нашего пограничника, гостя, ранили диверсанты…
Услышав это, лесорубы поспешно вылезали из-за столов, оставив ужин, прыгали с полатей прямо в валенки, хватали шапки и, застегиваясь на ходу, бежали в контору, к Большакову.
Там собралось много народу. Они окружили Кярне и расспрашивали его. Но он сам-то еще ничего толком не знал.
Большаков минут двадцать звонил по телефону в ближайший колхоз, чтобы они от себя сообщили в комендатуру о происшествии.
Но вот незадача: телефон не работал. Быть может, в снежную метель свалило дерево, своей тяжестью оно оборвало провода. Во всяком случае, телефонная связь была нарушена. Не медля ни минуты, Большаков решил послать человека.
— Я пойду! — вызвался гармонист. Он тут же на столе, в конторе, сложил свою гармошку.
— Ладно. Гони сначала в колхоз. Если у них не действует телефон, беги на заставу, во весь дух! — приказал Василий Федорович.
Гонец встал на лыжи и помчался как ветер.
С неменьшей скоростью в школу побежал Юрики. Он с большим трудам открыл тяжелую, обитую снаружи войлоком дверь.
Забыв вытереть ноги о половик, Юрики влетел в учительскую.
— Вы тут сидите, — закричал Юрики, — и ничего не знаете, а нашего пограничника диверсанты ранили, чуть до смерти не убили!
Все вскочили с мест.
— Где он? Кто тебе сказал? Откуда ты знаешь? — посыпались со всех сторон вопросы.
— Уже все знают. Кярне только что прибежал в поселок. Он в конторе. А пограничник лежит у Анни в избушке. И собаку его, Дика, убили. Все сейчас пойдут к нему, а оттуда на облаву! — выпалил все единым духом Юрики.
— И мы хотим на облаву! — всполошились ребята. — Мы им покажем!
Игрушки забыты. Ребята кое-как оделись и помчались вместе с Юрики в контору.
— Вот беда-то! — встревожился Иван Фомич и, накинув пальто, отправился вслед за ребятами.
В конторе собрался чуть не весь поселок — от мала до велика. Все волновались. Все хотели знать, что случилось и как быть.
Василий Федорович отдал распоряжение своим лесорубам вооружиться всем, чем возможно, и готовиться к облаве.
Ребята протискались к самому Большакову.
— Василий Федорович! Мы тоже хотим на облаву!
— Малы еще. Марш по домам, и вообще — не путаться под ногами у взрослых! Дело не шуточное, — серьезно отказал им Василий Федорович.
Ребята обиделись.
— Ведь пограничник-то наш? Наш. Мы его позвали в гости. А если бы не позвали, может быть, ничего бы и не было!
— Пока эти взрослые будут канителиться, сбегаем к нему раньше и познакомимся, и все узнаем, — предложил Тяхтя.
— Пошли! — согласились ребята.
— Подождите, я захвачу с собой щенка. Ведь у него теперь нет хорошей собаки, — вспомнил Юрики.
— А у меня есть противогаз. Сам сделал. Пусть знает, что мы готовы к обороне…
— А у нас сегодня пироги вкусные… я ему снесу… мама даст…
Ребятишки на минуту рассыпались по домам.
Только Тодди стоял в стороне и хмуро молчал.
«Везет этим девчонкам! — думал Тодди. — Теперь все будут говорить про них. И еще, чего доброго, им подарят автомобиль».
Дело в том, что Тодди давно, еще в Америке, мечтал об автомобиле, а здесь, в Советской стране, правительство часто награждало автомобилями героев.
После краха с коммерческими операциями Тодди решил, что богатым сделаться в этой стране ни к чему. А вот героем быть — имеет смысл: почет и награда.
С той поры, как Тодди выздоровел, он начал усиленно заниматься в стрелковом кружке и мечтал о встрече с Кондием.
Тодди поклялся себе, что он сам поймает этого лесного гангстера и сделается героем.
Остановка была за ружьем. Однажды Тодди попросил у Анни отцовское ружье:
— Дай часика на два, на три, пока твой отец спит. Но Анни не дала: «Боюсь, попадет от отца».
Тодди рассердился на Анни. «У, трусиха несчастная!» — обозвал он ее. Анни обиделась. И вот сейчас Тодди как-то неловко было идти к Анни. Но очень хочется посмотреть пограничника, и, может быть, Анни теперь будет подобрей и ему удастся заполучить ружье.
— Пойдем, Тодди, — позвали его собравшиеся ребята. Тодди немного поломался, но пошел…
Глава XIX.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40