Уж можно было бы привыкнуть и не замечать...
Впрочем, сейчас он лишь знал, что ненавилдит их. Чтобы
почувствовать эту ненависть. следовало сделать несколько шагов -
тогда наружу выступит и тот маленький Туров, который эту
ненависть испытывает - только ее, ничего кроме...
Даже сыновьям своим игрушечные танки, все эти замечательные
зеленые пластмассовые тридцатьчетверки и КВ, он не покупал - чем
заслужил немалое их неодобрение, Которое пришлось преодолевать
настоящими шпагами...
Оружейного двора "Ческидов", кстати. Поставщика Ее
величества. Это вам не хрен собачий...
Будь у этих один-единственный занюханный бомбардировщик...
Туров даже зажмурился от непонятного удовольствияю Двадцать
танков, двадцать пять БМД, четяре "шилки" - борт о борт с
полусотней бензозаправщиков, двумя десятками "уралов" с
боеприпасами и взрывчаткой... И правда - далеко ли до беды?
Бросит кто-нибудь окурок не в ту бочку... На негнущихся ногах он
зашагал к штабному автобусу, кто-то - силуэтами на фоне огня -
шел ему навстречу, а череда маленьких пустотелых Туровых
протянулась за ним и покачивалась на весу, как гирлянда воздушных
шариков...
В небе планеты Венера тоже плыл воздушный шарик.
Серебристый, маленький, он был здесь, в багровом мраке, чужероден
и нелеп. Немного выше начиналась пустота, внизу - ждала
раскаленная докрасна бездна... Рано или поздно он устанет
сопротивляться и рухнет в нее. Но пока что он плыл - бесконечно
одинокий, обреченный на скорую гибель и забвение.

2.
Она ненавидела себя - такую. Полагалось быть безутешной,
горько рыдающей, заламывающей руки... Она же вместо этого
суетилась, искала для поминок хотя бы пару кур (все устроили
матросы Завитульки, но она все равно суетилась), гуляла с Билли,
читала ему короткие глупые стишки из старой пухлой книги без
переплета ("Три очень милых феечки присели на скамеечке и, съев
по булке с маслицем, успели так замаслиться, что мыли этих феечек
из трех садовых леечек,"- и Билли хохотал во все горло, и его
мелкие мышиные зубки - но полный рот, полный рот зубов,
восхищались почему-то все, - зубки сияли. "Дедя?" - звал он, но и
тогда Светлана не плакала...), с кем-то встречалась и
разговаривала спокойно и даже почти весело... ах да, с
кавторангом Ивановым, он тоже служил с папой, но в мятеже не
участвовал... это тогда он был кавторангом, а сейчас уже контр-
адмирал... Два события: смерть отца и приход своих, - сделались
ужасно неравноценными: первое казалось гораздо мельче второго.
Она хорошо знала, что на самом деле это не так, что придет время
- и тогда она почувствует все так, как должно... Ничего не
помогало.
И - что-то произошло со временем. Дни тянулись и тянулись
вязко и податливо, как утреннее тесно - но каждый из них,
закончившись, превращался в тонкую чешуйку, которая отслаивалась
и терялась среди множества подобных ей и никому не нужных
частичек мусора, измельченной вечности, того, что принято считать
самым ценным, неповторимым - но от чего внутренне хотят поскорее
избавиться... уснуть и проснуться сорокалетней, с сединой и
морщинами, с подувядшими страстями, устроенной, обеспеченной,
ленивой, бесполезной... Какое-то похожее, хоть и иное по знакам,
осталось у нее ощущение от последних полутора лет: несмотря на
всю огромность происходивших - да и длящихся - событий, на их
ужас, бессмысленность, на прямую опасность для жизни, на
катастрофичность изменений в повседневной жизни, на утрату -
навсегда?- покоя ми надежности, на необходимость свершения каких-
то диких, но ставших обязательными поступков (например, мастера
ввели обязательную "дележку": приходили с понятыми и уносили
половину имущества; потом можно было, доказав свое право -
скажем, ты жена офицера действующего флота,- получить с
общественного склада необходимые тебе вещи: коляску, одеяльце,-
которые у тебя же и забрали накануне; так вот, при "дележке", при
отнятии вещей полагалось присутствовать понятым: следить, чтобы
не взяли больше половины, чтобы ничего не осело по карманам,
чтобы... смешно - но ведь приходилось присутствовать, вот в чем
дело...), на то, что за эти полтора года узнали о людях
окружающих столько плохого (и хорошего, конечно, тоже... но
плохого почему-то больше... да и не только об окружающих - и о
себе) - все равно эти годы казались прожитыми напрасно: этот опыт
не мог пригодиться в нормальной жизни, - и потому события,
уместившиеся в них, были как бы не важны и могли вообще не
происходить... и если кто-то сумеет поднести когда-нибудь к
воспоминаниям этим спичку, то все полтора года сгорят, как куча
сухих листьев, а что было до ... то останется. Останется. Она и
сейчас помнила лучше свой безумный побег с Глебом (этого всего не
могло быть, но - было же, было... Где ты, Глеб?), чем... чем,
скажем, последний май.
Не помню.
Правда, помню апрель. В апреле приезжал Сайрус.
Каким-то чудом он вырвался на три дня... таким она его не
знала: злой, жесткий, щетинистый, почти грубый... странно, но
таким он показался ближе, много ближе - что-то зазвенел в ней,
отозвалось, и пробудь они вместе не три дня, а... не знаю,
подумала она, я не знаю, сколько нужно времени, чтобы понять,
наконец... но что-то сверкнуло тогда новое, чего не было
раньше... И вместо обычной его сводящей с ума корректности и
вежливости Светлана ощутила еще и горечь, и тоску, тоску по дому.
по жене, по ребенку..
Билли, даже крошечный. был точной копией Глеба.
На девятины (было совсем мало пришедших: уцелевшие и не
разбежавшиеся соседи, старички и старушки, да библиотекарша
Делла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82