подступил кашель. Маша ждала
терпеливо, но он так и не сказал ничего больше, махнул рукой и
пошагал к машине.
Адъютант дал ему хлебнуть бренди; голос стал возвращаться.
За столом он уже смог сказать несколько слов.
- Друзья мои! Нас осталось так мало... что становится
страшно: с каждым ушедшим на мгновение исчезают все. Мир делается
пустым и бесцельным... И все-таки есть люди, уход которых
особенно болезнен... пусть не для всех, но для некоторых... Я
потерял такого друга, какого никогда не имел и иметь не буду. Он
был... не то чтобы большей - а какой-то особенной частью меня.
Человек, которому я мог доверять безгранично, зная, что он не
предаст за все блага мира - и не смолчит, если что-то будет ему
не по душе. Такое... такого почти не бывает. Не считал, сколько
раз я обязан ему жизнью - а ведь в принципе достаточно и одного,
чтобы помнить. Да, чтобы помнить...
Он выпил водку и заел, по обычаю, черным размоченным
сухарем.
Потом поднялся Забелин.
- Все знают: я Машу за него с неохотой отдавал. Тайны в этом
нет. Много слов сказал, и правильных, и сгоряча, и вовсе
несправедливых. Марью, конечно, не переупрямить было... Прости,
Альберт Юрьевич, хоть и был ты поначалу из тех, кто влез в дом
без спросу, а только потом стократ все искупил и муку принял
через свои же труды... и если считать, чем мы тебе обязаны, так
собьемся со счета. И Марье ты дал счастье, недолгое вот только, и
мне внучку... спасибо тебе. Спи с миром.
Кто-то вошел, Глеб не разглядел, кто именно. За спинами
сидящих, пригибаясь, приблизился к Глебу. Это был старший по
караулу.
- Ваше величество... телеграмма.
- Спасибо. Идите.
- Там пометка, чтоб немедленно прочли.
- Прочту.
Он дождался, когда договорит Маша.
- Я шла за него - и знала, что это ненадолго. И он знал. Мы
торопились успеть... и потому у нас месяц по полноте стоил года.
Как ему не хотелось умирать... я сидела рядом с ним и держала его
за руку... но мы знали, что все равно еще встретимся. Еще ничто
не кончилось...
Она стояла и плакала, и все молчали. Потом отец обнял ее за
плечи и усадил.
Глеб, полуотвернувшись, вскрыл телеграмму.
Так.
Он встал, посмотрел растеряно на все. Люди и предметы
казались сделанными из тончайшего фарфора. Двигаясь осторожно,
чтобы не зацепить и не сломать кого-то, он вышел, стараясь
оставаться незаметным.
- Государь, но это невозможно...- Кирилл Асгатович был
потрясен.- Даже речи быть не может о вашем отъезде. Вы же знаете:
шантажистам такого рода нельзя идти на уступки...
- Шантажистам какого рода? - Глеб с трудом оторвал взгляд от
разложенной карты.- Я не думаю, что кто-то когда-то сталкивался с
ними...
- Ну, почему же? Похищения детей одно время были весьма
распространены.
- Они не требуют выкупа. Им нужен я. Боже мой, Кирилл
Асгатович, ведь вы же все знаете...
- Что я могу знать?
- Решительно все.
- Глеб Борисович, вы сами решительно запретили мне собирать
и систематизировать материалы... тем более, что архивы сожжены...
Глеб посмотрел на него, щурясь, и Кирилл Асгатович смутился.
- Мы с вами понимаем, что затея их никчемна,- вдохнул Глеб,-
но они-то - нет. Они верят, что я действительно управляю миром.
Вот как захочу, так все и будет. И верят, что, проведя Билли
через инициацию, сделают его моим преемником...
- И он будет управлять миром для них.
- Да. Они в это верят.. вопреки весьма убедительным
фактам...
- Напротив. По легенде, Князь Мира должен ходить в рубище.
Так что ваше нынешнее прозябание толкуется соответственно.
- Кстати, о прозябании... Как у нас обстоит со свободными
средствами?
- Думаю, с полмиллиона золотом можно будет наскрести.
- Наскребите. Кроме того...- Глеб внезапно для себя
замолчал. Что-то происходило в нем, и он прислушивался, боясь
упустить важное.- Нет. Не нужно ничего наскребать. Я еду тайно.
Практически один. А вы - активизируйте ваших людей в Республике,
пусть разузнают о судьбе адмирала Сайруса Кэмпбелла. И любым
способом - переправят его сюда. Денег не жалейте.
- А людей?
- Ну... постарайтесь обойтись без потерь, конечно...
Судно "Чудо" было построено пятнадцать лет назад в
Корабельном как плавучий док. Срединный его отсек, именуемый
"ванной", узкий и длинный, мог затопляться, и в ворота, подобные
шлюзовым, свободно входил крейсер класса "Орел". После чего
ворота запирались, мощными паровыми насосами откачивалась вода -
и корабль можно было начинать ремонтировать. Однако по назначению
"Чудо" использовалось только раз, да и то больше в порядке опыта.
Во время войны за острова его гоняли как транспорт: в "ванне"
помещался тяжелый пехотный батальон со всем вооружением и конной
тягой. Было. конечно, тесновато, зато практически безопасно:
прилегающие к бортам отсеки и пространство двойного дна заполнены
были "ватным камнем" - пористой и чрезвычайно легкой застывшей
лавой Борисовской сопки. Даже с пробитым днищем, "Чудо" не могло
затонуть. В гражданскую войну десантная баржа "Чудо" входила в
эскадру, которую Глеб повел на выручку осажденного Новожилова.
Его же использовали для вывоза раненых, а потом и для эвакуации
армии. В последнем рейсе оно было взято на абордаж
республиканским линкором "Согласие" (ранее - "Великая княгиня
Ефросиния"). Через год началось бытие "Чуда" в качестве плавучей
тюрьмы...
Сайрусу повезло: его камера располагалась над водой и
обращена была иллюминатором наружу, на море. Вторая койка
пустовала: неделю назад соседа, полковника дворцовой охраны,
осужденного на пять лет за скрытый монархизм, увели неизвестно
куда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82