Но - надо было проснуться. И проснуться так, чтобы те не
поняли, что он проснулся.
Уже проваливаясь, он выставил сторожа, старика с колотушкой,
который во сне приходил и будил его в школу. Еще ни разу сторож
не опаздывал...
Утром он вновь, в третий по-настоящему раз, проснулся
полностью. Бодрость нарастала - знобящая. Вы уже ничего не
сделаете со мной, сказал он себе.
Он будто бы чувствовал рядом с собой новую несокрушимую
защиту...
Дэнни ворочался на полу на жесткой циновке, стонал,
непонятно разговаривал. Иногда всхрапывал, как испуганный конь, и
переворачивался, громыхая локтями и коленями. Потом где-то
наверху, далеко отсюда, что-то роняли и волокли. И лишь когда
посветлели окна - Светлана отпустила себя и пропала.
Она возникла вновь, здесь же, на узкой кровати, прижавшись к
ковру на стене - но уже солнце, пробившись сквозь вековую пыль
оконного стекла, найдя щель в красных с кистями шторах,
пронизывало воздух навылет и разбивалось о бокалы на столе. В
зеленой бутылке горело на дне нежное рубиновое пламя.
Записка лежала на подушке - рядом с лицом, и даже слегка
примятая.
"Милая леди! Служба призывает меня - а теперь, ввиду нашего
заговора, мне следует быть еще более примерным служакой. Я
вернусь около трех часов пополудни. Лишнее - просить Вас быть
необыкновенно осторожной. Старайтесь не выходить на середину -
там скрипят половицы. Оружия не оставляю: и нет его, и - даже
если Вас возьмут, какой-то шанс уцелеть и даже выиграть у нас
будет. Еды тоже нет, вода в баке. Дэнни."
Раньше это были комнаты прислуги, Светлана их знала. Сейчас
они, конечно, не походили на те, давние... а может быть, так оно
все запомнилось?.. Вот этот ковер висел у Люси! Точно. Старый,
облысевший вот тут, в углу, серо-синий с зеленым ковер из
неведомых мест... Где ты, Люси?
Как будто неожиданный и хлесткий удар, откуда не ждала...
Истомной болью облило горло, клокотнуло - коротко, жалко. Но
слезы - слезы она сумела сдержать. Сумела не выпустить себя из
давно и крепко сжатого кулака. Та, птичка в кулаке, только
пискнула тихонечко...
И началось ожидание.
Четверо горцев-скотокрадов караулили лестницы, идущие на
третий этаж - по двое в смену, по человеку на лестницу. И еще
трое находились при мальчике безотлучно: двое бдили, третий
отдыхал. Но даже не столько они были подлинными стражами...
Салли, черная ведьма - вот кто по-настоящему охранял мальчишку.
Она была сильна и почти всеведуща, и необыкновенно опасна. И еще
девять человек, пятеро из которых - агенты "Титуса"... никому
нельзя доверять.
Не в этом даже дело...
Если приложить толику ума... если по-настоящему повезет... а
тем более, если удастся найти подмогу - а Дэнни уже примерно
знал, к кому обратиться за этим - мальчика можно вызволить,
охрану перебить или повязать... но - почему-то понятно было, что
это ничего не решит. Семя брошено и проросло, мальчик уже не тот,
что был прежде... искалечен? Может быть, и так. Или даже - только
сейчас пришло в голову - превращен в живую бомбу без
предохранителя, и лишь рука Салли не позволяет вырваться огню и
смерти...
- О чем мыслительствуете, лейтенант? - вывернулась сбоку
Сибил по прозвищу Демуазель, хрупкая и на вид чуть неуклюжая
девушка, на деле - беспощадный палач и убийца. - Не боитесь
перегрева мозга?
- А что такое мозг? - удивился Дэнни.
Он вдруг понял, что будет делать. Увидел ясно, целиком и в
один миг.
Оставалось дождаться конца своей вахты...
- Значит, вы здесь и живете? - Глеб обвел взглядом бедно
обставленную плоскую - широкую и со слишком низким, по верхнему
обрезу окон, потолком - комнату. - Неужели...
- Можно было найти и просторнее,- перебила Олив. - Но...
здесь было по-настоящему тепло.
- Тепло?
- Да. Тебе, наверное, странно это слышать, но нам зимой надо
держаться теплых мест. Шахты закрыты, дрова дороги. А здесь -
общественная котельная, и мы первые в ряду. Да и квартира не
такая уж тесная... Светлана спит здесь, мальчик - на диване, я -
вон там, за углом.
Оказывается, было еще "за углом". Это не было заметно сразу,
но комната имела форму буквы "L", и короткую перекладину отделял
от длиной гобеленовый занавес. За занавесом притаились кровать и
легкое облезлое, когда-то велюровое, кресло.
- Здесь я живу... Наверное, неприлично принимать царя в
таких апартаментах?
- Не смейся надо мной.
- В конце концов, ты ведь был мой почти муж.
- "Был" и "почти"?
- Да. Разве ты этого не понял?
- Не знаю. Столько всего было потом...
- С кем ты будешь сегодня спать? Со мною или с нею?
Глеб закрыл глаза.
- О... Спать нам сегодня наверняка не придется... а там,
может...
- Может - что?
- Дай Бог, чтобы живы остались.
- Ты пойдешь... туда?
- Да. Я пойду, а ты будешь здесь слушать меня, мои мысли.
Сумеешь?
- Конечно. Ты меня хорошо научил... и этому, и...
- Тебе было тяжело тогда? Плохо?
- Тяжело? Плохо? Мне - плохо? Да я просто сдохла и сгнила,
понимаешь... и все это чувствовала...
- Что же делать... был молодой самоуверенный дурак. Прости,
если сможешь.
- Простила уже. Все прошло. Все сгорело. У меня ведь даже не
было никого после тебя. Можешь такое представить?
- Нет, - Глеб вдруг тихо засмеялся. - Вот это представить
невозможно. На слово верю, а представить не могу...
Она тоже рассмеялась. С той хрипотцой, которую создает
спрятанное волнение.
Кондратьев открыл сам. Глаза его, как кролики - вздрогнули и
застыли.
- Здравствуй, Юрий Иванович,- сказал Дэнни по-русски и
прошел мимо хозяина в прохладные недра квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82