Освальд подумал, что если сейчас какой-то из них упадет, то упадет прямо
сюда, на него. Захотелось убежать, но убегать он не стал - бесполезно.
Несколько маленьких - пять или шесть - отошли в сторону, развернулись и
бросились на большие. Другие маленькие оказались на их пути, снова раз-
дался треск разрываемых полотнищ, и сразу четыре самолетика, загорев-
шись, стали падать в разные стороны, рисуя в небе огромный светящийся
крест. Наверное, кто-то из нападавших прорвался все-таки к большим само-
летам, потому что крайний слева стал оставлять за собой в небе след, все
более густой и темный, и через несколько секунд он полыхал весь, как са-
рай на ветру; он еще шел следом за остальными, но потом вдруг завалился
набок и, скользя, как с горы, рухнул со страшным, сотрясшим землю грохо-
том, и там, где он упал, встала багровая, клубящаяся туча. Только потом
Освальд заметил, что в небе, под черным следом его падения, неподвижно
висят штук десять маленьких белых кружков. Два оставшихся больших само-
лета удалялись, рев их моторов замирал, и маленькие самолетики уже не
вились вокруг них, а ровненько держались сзади и по одному подлетали к
ним и будто бы прилипали снизу к огромным распластанным крыльям. Освальд
еще потоптался на крыльце, ожидая продолжения увиденного, но ничего
больше не было, и он вернулся к печи. Через час в дверь забарабанили.
Освальд осторожно посмотрел в незамерзший уголок окна: у изгороди стояла
знакомая полицейская машина, и тот, кто стучал в дверь, был в полицейс-
кой шинели, лица не разобрать. Освальд отпер дверь. Это был старший по-
лицейский Ян.
- Входи,- сказал Освальд.
- Видел? - спросил Ян.- Как они нас...
- Видел,- подтвердил Освальд.
- Замерз, как цуцик,- сказал Ян.- Печка в машине ни к черту.
- Зови всех,- сказал Освальд.- Погреетесь.
- Да ну их,- сказал Ян.- Там у меня эти... гражданская гвардия. Пер-
дуны, одним словом. И с ними - парашютистов ловить. Смех, да и только.
Не знают, с какого конца винтовка стреляет. Погреться дашь? - Он звонко
щелкнул себя по горлу.
Освальд принес полный, до краев, стакан можжевеловой и толстый ломоть
ветчины. Ян выцедил водку, прослезился, занюхал ветчиной; потом, разры-
вая ветчину пальцами, стал есть.
- Бьянкина свининка? - спросил он, жуя.
- Ее,- сказал Освальд.
- Умеет, ведьма,- сказал Ян.- Что умеет, то умеет. Теперь долго такой
свининки не будет.
- Почему? - спросил Освальд.
- Так один самолет прямо на ее свинарник упал. Вот визгу-то небось
было! Все вперемешку изжарились: и летчик, и свиньи, и китаец. Такое,
понимаешь, рагу.
- И китаец сгорел?
- И китаец. Он там, со свиньями, ночевал. С ума сойти - спать в сви-
нарнике. Я бы никогда не смог.
- Я бы тоже.
- Ладно, пойду я. Хорошая у тебя можжевеловка. Ты, главное, никого не
пускай. И ставни пока на засовах держи. Ружье у тебя есть?
- Нет.
- Дать?
- Не надо, я не умею.
- Я к вечеру еще заеду.
Весь недолгий день Освальд, как неприкаянный, слонялся по темному до-
му. Вечером Ян не приехал. Ночью Освальда донимали то шаги, то стук в
окно; он вскакивал, дрожа, и ждал, когда звук повторится; звук не повто-
рялся. Через день на маленькой белой танкетке приехал офицер в черной
форме и велел Освальду ехать с ним. Он привез его на лесную поляну, где
около костра грелись три солдата, а на пятнистом брезенте посреди поляны
лежали пятеро, раздетых до белья. Четверых Освальд не знал. Пятым был
Ян. У всех на груди напротив сердца были серо-коричневые круглые пятна с
черной дырочкой в центре.
- Он был у тебя? - спросил офицер Освальда.
- Да,- сказал Освальд.- Два дня назад.
- Водкой его поил? - спросил офицер.
- Дал с собой,- сказал Освальд.- А что?
Офицер, не размахиваясь, ударил его по скуле.
- Положить бы тебя шестым рядом с ними,- мечтательно сказал он, пока-
чиваясь на скрипучем снегу с пяток на носки.- Теперь у них машина, форма
полиции, форма гражданских гвардейцев, винтовки, гранаты... Много водки
дал?
- Литр,- сказал Освальд и заговорил торопливо, захлебываясь концами
слов: - Так ведь, господин офицер, как полицейскому-то не дать, когда
просит, это же невозможно совсем, это же вовсе никак невозможно, и на
опохмелку даем, и просто так, а уж в мороз-то, само собой, отказать
нельзя, вы же понимаете, господин офицер...
- Дорого твой литр отечеству обошелся,- сказал офицер ледяным голо-
сом.- Ладно, иди.
- Домой? - не поверил Освальд.
- Домой, домой,- отмахнулся от него офицер.- С глаз моих!
- Вот спасибо,- сказал Освальд, пятясь и кланяясь,- вот спасибо-то...
Пешком до дому он добирался полтора часа и основательно замерз: лицо,
руки, ноги. Отогрелся он быстро, но никак не мог унять дрожь. Все стано-
вилось как из киселя, едва он вспоминал глаза офицера - а вспоминал он
их тем чаще, чем сильнее старался забыть,- глаза желтые, как у кошки,
воспаленные - то ли с похмелья, то ли от бессонницы,- с крохотными зрач-
ками, неподвижные - глаза убийцы, понял Освальд. Ему стало еще страшнее.
Не убежать, не спрятаться - найдет, догонит. Не задобрить, не купить...
В какой-то момент он поймал себя на том, что встает и одевается, чтобы
куда-то идти. Потом он оказался у мельницы, дверь почему-то была откры-
та, горела керосиновая лампа, и в дальнем углу, за жерновами, на связках
пустых мешков сидели двое. Освальд обмер, но один из сидящих повернулся
так, что осветило его лицо,- это был Альбин. Кричать на него и ругаться
было бесполезно. Второй был незнакомый, в стеганке и ватных брюках, и в
полутьме Освальд не сразу разобрал, что это китаец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22