Освальд покраснел, скомкал в кулаке письмо
и вылетел наружу.
Моника постепенно вытеснила китайца с кухни. И позже, наливая Ос-
вальду суп в тарелку, она сказала:
- Мама говорила, что я немножечко с приветом. Вы не обращайте на меня
внимания, пожалуйста.
- Только чокнутых мне тут не хватало,- сказал Освальд.
- Я не чокнутая,- сказала Моника.- Я просто не до конца понимаю неко-
торые условности.
Между тем на грядках китайца происходило непонятно что. Похоже было,
что там все понатыкано вперемешку, лук с горохом, огурцы со свеклой, все
это ненормально быстро перло вверх, к солнцу, перло буйно и весело, ки-
таец воткнул в грядки длинные жерди, к ним на высоте своего роста привя-
зал такие же продольные и поперечные перекладины, потом, выше - еще раз.
Получилось что-то вроде клетки. Как по заказу, рядом с грядками выросли
два муравейника, Освальд иногда, забавляясь, смотрел, как муравьи воло-
кут упирающихся гусениц, или дразнил их соломинкой и потом слизывал му-
равьиную кислоту. Моника каждое утро ставила на стол большую миску мелко
нарубленной зелени - это было вкусно. Освальд ел и нахваливал, китаец
улыбался.
Несколько ночей подряд бомбили Капери. Шани ездил потом туда и ска-
зал, что сгорело полгорода. Освальд стал брать за помол одну меру с пя-
ти. Приезжал староста, уламывал его, угрожал судом. Освальд согласился
вернуться к прежней оплате, один к шести, но с условием, что после обмо-
лота управа станет выделять ему работников не только бесплатно, но и со
своими харчами. Староста поворчал, но согласился.
В селе появилось много нищих из города: побирались под окнами, крали,
если плохо лежало. На мельницу забредали редко. Освальд запретил и Мони-
ке, и китайцу давать помногу - чтобы не прикармливать.
В июле навалилась сушь. Где-то горели подожженные леса, солнце даже в
полдень было красноватым; закаты по-настоящему пугали. На полях горели
посевы, горели травы, трескалась земля. Освальд уже понимал, что урожая
не будет. Старухи на хуторах ворожили, пытаясь вызвать дождь. Шептались,
что такая засуха неспроста. По ночам Освальд с китайцем перетаскивали
мешки с зерном и мукой из амбара в надежный подвал под домом. На Монику
иногда находило: она переставала видеть людей и вела себя так, будто бы-
ла одна, и нужно было тряхнуть ее посильнее, чтобы привести в чувство.
Каждый день она голая купалась в пруду. Китаец в ужасе прятался на
мельнице. Освальд смотрел на нее из окна и скрипел зубами от злости и на
нее, и на себя. Иногда он ловил себя на том, что испытывает к ней насто-
ящую ненависть - душную и тяжелую.
Единственным, что никак не реагировало на жару, было странное хо-
зяйство китайца. Конечно, он поливал грядки, таская воду ведрами из пру-
да, но какая же это поливка: по два ведра на грядку? На солнцепеке жухла
даже та трава, которая росла у самой воды. Китаец же снимал с длинных
вьющихся плетей каждый день по корзине крепеньких, в пупырышках и даже в
каплях росы, огурчиков, которые Моника тут же солила на зиму. Потом,
после огурчиков, пошли какие-то непонятные овощи, размером и формой на-
поминавшие чайную чашку - "сунцзы"; Освальд попробовал их и не одобрил;
больше они не появлялись. Китаец исчезал в переплетениях стеблей и выны-
ривал обратно с самыми неожиданными плодами в руках: так, раз он выкатил
огромную желтую дыню. Моника просила инжир, долго пыталась втолковать
ему, что это такое, китаец приносил что-то похожее, Моника отвергала;
наконец, принес то, что надо,- фиолетовые мясистые плоды. Моника попро-
бовала, восхитилась и дала откусить Освальду - оказалось непривычно
сладко и вкусно. Китаец взял корзину и через пять минут вернулся - уже с
полной. Освальд пытался было сунуться следом за ним, но тесно перепле-
тенные стебли не пропускали.
- Нет, хозяин,- сказал китаец.- Не моги. Большой. Надо маленький. На-
до я, надо она. Большой не моги.
Как-то раз Освальд захотел грибов - китаец сходил и принес грибы. Мо-
ника ставила жареные грибы на стол, когда приехал Шани.
- Еще неделя-другая такого пекла - и ага,- сказал он, входя.- Где это
ты грибы взял? Выгорело же все.
- Не все, как видишь,- сказал Освальд.- Садись, пробуй. Пить будешь?
- Только пиво,- сказал Шани.
- Моника, пиво осталось? - спросил Освальд.
Моника молча встала на колени, откинула крышку ледника, нагнулась,
дотягиваясь до одной из веревок, привязанных к поперечине; Шани издал
какой-то странный хлюпающий звук, Освальд посмотрел - Шани, отвесив че-
люсть, впился взглядом в Моникин зад.
- Тихо, ты,- сказал Освальд.
Шани с трудом оторвался от созерцания, потом посмотрел на Освальда, в
восхищении покачал головой и показал оба оттопыренных больших пальца.
Моника выволокла из ледника канистру с пивом, налила полный кувшин и
спустила канистру обратно. Потом подала кувшин на стол и поставила три
стакана.
- Маленьким девочкам пиво нельзя,- сказал Освальд.
- Жарко,- сказала Моника. Она налила себе полный стакан, выпила, на-
лила еще один и уже маленькими глотками отпила половину.
- Вот это да,- сказал Шани. Она улыбнулась ему.
К концу обеда Моника захмелела. Впрочем, Освальд с Шани - тоже. Пиво
было крепчайшее - от Станислава. Шани хихикал непонятно над чем, Освальд
чувствовал, что погружается, как в трясину, в бездонную грусть. Моника
же расшалилась, бегала по дому и шумела. Освальду опять стало казаться,
что это было уже и плохо кончилось.
- Слушай,- Шани ткнул его кулаком в бок,- может, уступишь девочку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22