Тысячу раз молодого правителя могли поразить в схватках, и сотни раз к нему подсылали убийц с кинжалами или ядом, но он был словно заговорен; и об этом роптали. Наконец, враги его попытались расправиться с ним на высшем совете, санхедрине, который на греческий манер произносится «синедрион». Дело в том, что разбойники те были не просто разбойники, а шахиты, воины за веру, то есть как бы продолжатели дела всех Маккаби и духовные наследники Александра Янная, огнем и мечом расширившего иудейские земли и опустошившего языческие города; эти люди – может, на словах, а может, и на деле – стремились к независимости и к свободе от Рима, а также к дальнейшим завоеваниям окрестных земель; и многие богатые и знатные галилеяне (живущие в основном в Иерушалайме) сочувствовали им и поддерживали их оружием, деньгами и влиянием. Особенно лютовал некий Хизкийяху, якобы внучатый племянник Янная. Однажды после особо жестокого набега разбойников Хизкийяху на приграничные сирийские земли Ирод разорил разбойничьи деревни, а самого Хизкийяху и еще сто сорок человек из его шайки захватил, отвез в Сирию и там казнил на свежих пепелищах при огромном стечении народа, восхищенного такой простой и даже примитивной, животной справедливостью, – так что стоит ли удивляться, что по возвращении домой Ирода ждало приглашение на суд? – родственники казненных обвинили его в нарушении множества законов; правду сказать, так оно и было: Ирод искренне не понимал, как писаный закон может быть выше природной справедливости.
Об этом суде было много толков, но что интересно: никто не знает точно, чем он закончился и был ли даже произнесен приговор. Одни говорят одно, другие другое. Известно только, что Ирод передал Галилею своему старшему брату Фасаэлю, правившему до этого Иерушалаймом и его ближайшими окрестностями, а сам отправился дальше, в Дамаск. Я думаю, в этой истории проявилось все слабодушие Гиркана: он не осмелился ни осудить преступившего закон Ирода, вызвав тем самым возмущение галилеян, ни возвеличить героя – да, возмутив бы при этом ту часть знати, что покровительствовала разбойникам; нет, Гиркан пошел трусливым путем, и этот путь в конце концов привел его самого к такому позорному концу, что и рассказывать об этом не хочется…
Ирод со всем семейством и многими приближенными прибыл в Дамаск,[5] где в то время находилась военная ставка Секста Юлия Кесаря, наместника Сирии и дяди самого Гая Юлия, и предстал перед ним. Секст осыпал Ирода милостями и, в знак признания заслуг его перед Империей, поручил ему в управление маленькую, но чрезвычайно важную в военном смысле Гауланиту – и богатую, полную неги Самарию; область, разумеется, а не город; город так и лежал в полуразвалинах, и если там жила тысяча человек, то это много. Самария, как известно, хоть формально и вошла в состав Иудейского царства, созданного Александром Яннаем, но по сути своей оставалась греческой страной, управлявшейся выборными людьми; и все жители Самарии поклонялись греческим богам. После, когда пришли римляне, Самария, клином входящая между Иудеей и Галилеей, стала считаться частью римской провинции Сирия. О нравах и обычаях самаритян[6] волнами расходились жуткие слухи.
Итак, Дора поселилась в вечно праздничной и праздной Самарии, в купеческом городе Нарбате; Ирод жил в маленькой приозерной Бет-Шеде, которая была если уж не рыбацкой деревушкой, то никак не городом. Впрочем, во дворце своем он проводил куда меньше времени, чем в полевых шатрах…
(Злые языки говорили, что в шатрах ему проще устраивать оргии с мальчиками и рабами – и с верблюдами, добавляли самые злые. Возможно, так оно и было. С другой стороны, почему бы тогда ему самому не осесть в совершенно огреченной Самарии, где на подобные утехи испокон веков смотрели как на данность?..)
По Иерушалайму долгое время ходили слухи, что Ирод вот-вот придет с несметным войском и отомстит за обиду и что-де только мольбы отца и брата останавливают его; но этого не происходило и не происходило, год шел за годом, и наконец все успокоились. Но напрасно.
В Риме убили Гая Юлия Кесаря. И тотчас полыхнуло в провинциях, как в молодом сосновом лесу на исходе засушливого лета при ударе сухой молнии. Нормальный человек не в состоянии ни запомнить, ни постичь, кто кого поддерживал в этих молниеносных войнах, кто с кем заключал союз и кто и в каком порядке предавал и убивал вчерашних союзников. Это была война каждого против всех. Побеждал не самый сильный, а самый умный, самый прозорливый и самый беспринципный.
В числе первых погиб Секст Кесарь; соратник Помпея (того, который покорил Иудейское царство и разрушил стены Иерушалайма) Квинт Кекилий Басс арестовал и тут же убил его, сам встав во главе войска. Немедленно против него двинулись друзья убитого Гая Юлия, прежде всего Гай Антистий Вет; они заперли изменника в крепости Апомее, но взять крепость не смогли. В числе осаждавших Апомею был и Ирод с той частью войск, которой мог доверять безусловно. Месяц спустя из Рима прибыл назначенный Сенатом новый прокуратор Сирии Стаций Мурк с тремя легионами. Мурк должен был сменить Секста, который доверия у новых властителей не вызывал, но Секст уже был убит, на его место претендовали другие, все смешалось, и могло бы произойти большое кровопролитие – однако в последний час подоспел Кассий, один из главных убийц Гая Юлия. Кассий выступил миротворцем – и перед лицом парфянской угрозы сумел помирить и Вета с Бассом и Мурком, и враждующие легионы. Парфяне тем временем, пользуясь смутой, уже заняли значительную часть Сирии, и вблизи Дамаска скопилось немало отступивших войск, римских и сирийских, которые отчаянно нуждались в оружии, отдыхе, деньгах и продовольствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16