«Вот они и давали черный дым», — подумал Григорий, направляясь к месту, где еще недавно грузили клипер-боты продуктами, чтобы переправить их на лодки.
«Лодки… А что, если они лежат на грунте и наблюдают за мной? Ведь перископы могли замаскировать, и я их не вижу…»
От этой мысли его бросило в жар, он остановился и метр за метром стал прощупывать глазами ближайшие льдины, до которых от берега было метров триста-четыреста.
«Им нужен, крайне нужен самолет. А меня не трогают, как подсадную утку». Вдруг ушедший вперед Шайтан остановился и, подняв голову, тоскливо завыл. «Да что же это такое? Никак нашел тела ребят?» — подумал Григорий, бросаясь к темным пятнам на снегу, у которых выл Шайтан.
— Раз, два, три… девять, десять… Сволочи! Расстреляли собак. Но где же ребята? — Григорий потрепал за шею Шайтана. — Ну, ну. Шайтан, хватит. Ищи ребят, ищи…
Пес понимающе посмотрел на хозяина, перестал выть и, опустив морду к затоптанному снегу, широкими петлями побежал к морю. У самого уреза воды, где на песке отчетливо выделялись следы множества ног, Шайтан остановился и, глядя на серую гладь воды, снова завыл.
Среди резких следов солдатских сапог Григорий ясно увидел отпечатки ног, обутых в оленьи камусы; они шли к воде и исчезали у самого наката волн. Григорий свистнул Шайтану и тяжело зашагал к реке, к распадку, где оставил Ногаева с упряжкой.
Он рассказал Ногаеву о том, что увидел на зимовке, а потом добавил:
— Кто знает, быть может. подводные лодки где-то поблизости затаились. Мы будем сидеть здесь, на Стерлегове, чтобы не допустить захвата самолета…
Решено было самим оставаться на левом берегу Ленивой и вести непрерывное наблюдение за морем. Бухтияров протянул Ногаеву карабин:
— Забирай, не забудь бинокль. Иди на вершину увала, замаскируйся и наблюдай за морем, а я займусь постройкой иглу и приготовлю обед. Харчей у нас со спрятанными здесь оленями дней на тридцать-сорок. После обеда тебя подменю.
Но ни в тот день, ни в следующие самолет не появился. Дежурили посменно по четыре часа. На восьмые сутки погода испортилась, повалил снег…
В одно из дежурств Григория на зимовку вышел медведь. Матерый, грязно-белого цвета, он долго ходил среди развалин. Разыскав трупы собак, сожрал один и тут же завалился спать.
«Теперь не уйдет, пока не покончит со всеми», — подумал Григорий. Через несколько дней медведь стал принюхиваться к их лагерю.
К реке зверь пришел на рассвете. Он долго топтался на месте, всматриваясь в противоположный берег, откуда ветер приносил запах вареной оленины. Осторожно ступив на лед, направился прямо на Григория, сидевшего в снежном укрытии наблюдательного поста.
«Хорош, не менее четырехсот килограммов. Далековато будет тащить к стоянке, — прикинул Григорий. — Попробую подманить ближе». Когда медведь вышел на левый берег, Григорий поднялся из укрытия и, подражая крику лахтака, стал медленно отходить. Заметив его, зверь от неожиданности остановился, вытянул длинную шею и вдруг прыжками бросился к каюру. Когда расстояние между ними сократилось до тридцати метров, медведь снова остановился, глубоко втянул воздух, а потом вновь резко двинулся, неслышно переставляя лапы. В это время сухо щелкнул выстрел. Зверь, оседая на передние лапы, ткнулся мордой в снег и замер, распластался, словно детский шар, из которого неосторожно выпустили воздух. С отчаянием махнув рукой, Григорий как-то виновато сказал подбежавшему Ногаеву:
— Надо же чем-то кормить собак… Время подкатывает к зиме, самолет может не прийти. Мясо надо заготовлять. В этом наше спасение… Возможно, придется зимовать.
Шли дни за днями. Загорались и гасли бледные зори, все короче и холоднее становился день. Голубая эмаль неба темнела к северу, на горизонте она была почти черной. Там, на полюсе, наступила долгая полярная ночь, и с каждым часом ее мрак все ближе и ближе подкрадывался к зимовке, замораживая полыньи, сковывая движение льдов.
Вахта, забота о собаках и приготовление еды заполняли укорачивающиеся дни. Шайтан, как вожак упряжки, пользовавшийся свободой, неотступно находился с Григорием, сопровождал его на дежурство, в походах через реку к бочкам с бензином — бензин был нужен для примуса. Лед на реке окреп, из черного стал серым и мог уже выдержать упряжку с грузом. Но Григорий предпочитал таскать горючее в канистре, вместо того чтобы на собаках перевезти трехсотлитровую бочку, которая оставалась под снегом в стороне от зимовки на берегу реки…
Вскоре эти походы пришлось прекратить. На мысе появились медведи. Оставаться кому-то одному без карабина было опасно. Привлеченные запахами еды, звери стекались к жилью. Приходилось отгонять их ракетами, а иногда и выстрелами. Собаки неистовствовали, но спускать их было рискованно. Кроме того, упряжку надо было держать все время в готовности на случай появления врага.
Григорий, уже опытный полярник, все трудности одинокого житья в тундре переносил довольно легко. Но Ногаев, попавший в Арктику впервые прямо из жарких приднепровских степей, стал заметно сдавать. На него действовали бродившие, как призрачные тени, медведи, похоронное завывание ветра и ночь, становившаяся с каждым разом все длиннее и длиннее. Подавляли его невиданные им ранее пожары неба, в цветистых огнях которых меркли и исчезали звезды и зеленым светом загорались снега. Григорий видел состояние Ногаева и незаметно, как мог, старался подбодрить его и отвлечь.
— Наше счастье, что мы находимся в Арктике, — рассуждал Бухтияров. Представь, если бы наша станция была где-нибудь на берегу Азовского моря. Как бы мы с тобой выглядели, даже хорошо вооруженные, перед двумя подводными лодками…
— Да не фрицы меня пугают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12