Пантелеев, управляющий нашим банком, ни за что не согласился отпустить мою дочь и жену в гостиницу и приютил у себя.
— Откуда у тебя такие способности, моя дочурка, вот уж не в папеньку пошла.
— Зачем же, папа, ты на себя клевещешь? Ведь ты сам же мне говорил, что окончил реальное первым учеником.
— Так-то оно так, Наташенька, но ведь реальное никак нельзя сравнивать с двумя факультетами, на которых ты состоишь единовременно.
Зато Толюше наука не давалась. Не то чтобы он был ленив или неспособен, но просто не везло из-за переживаемых событий. Вот и теперь он был призван и должен бросить Горный институт. Слава Богу, что удалось его определить в артиллерийское училище, куда на днях он должен ехать.
За время отсутствия в моей квартире по просьбе жившего у меня полковника Тюнегова состоялось заседание военного совета под председательством генерала Дитерихса. Это заседание было обставлено большой таинственностью.
На этом совещании, очевидно, решался вопрос, принимать Дитерихсу командование над армией или нет. Вопрос этот был решён положительно, и вскоре он командование принял.
Несмотря на вроде бы благоприятное для дела решение, указывающее на надежду победить, Тюнегов после заседания подошёл к моей жене и сказал:
— Знаете, я всё же посоветовал бы вам продать всю обстановку и уехать в Омск.
Жена передала мне эту фразу. Но как решиться всё продать и бросить службу в банке только на основании совета юного полковника?!
Во время моего последнего пребывания в Омске под Екатеринбургом был расположен на отдых Литовский уланский полк, квартировавший ранее в Симбирске, где мы часто устраивали для офицеров вечеринки и обеды, а для симпатичного командира, князя Туманова, и картишки.
Конечно, все уцелевшие офицеры, знавшие нас, приехали с визитами, и наш дом вновь наполнился весёлым звоном шпор. Из прежних офицеров полка частенько бывали фон Братке, Фёдоров, Ключарёв. Познакомились мы и с их молодыми жёнами и новым командиром полка, красавцем Ашаниным. Последний обратился к моей жене с просьбой принять на хранение два полковых штандарта. Жена дала согласие, и мы поместили в кладовой нашего банка два огромных ящика.
Советы Тюнегова остались в памяти, почему я предложил жене проехать со мной в Омск и осмотреть как город, так и те две комнаты, что я приказал отделать для себя в помещении банка.
— Если, — говорил я, — ты найдёшь возможным поселиться там, то я исполню просьбу Михайлова и переселюсь в Омск, отказавшись от Екатеринбурга, и, получив теплушку, перевезу бoльшую часть нашей обстановки.
Жена согласилась, и в конце мая мы поехали в Омск с дочуркой. Эта поездка особенно улыбалась жене. Толя уже находился в юнкерском училище, и предстояло свидание с ним.
Поэтому, не откладывая, мы воспользовались даровым проездом в вагоне Государственного банка и двинулись в путь.
В Омске нас встретил Мика, призванный на службу прапорщиком запаса артиллерии. Ему тогда было уже пятьдесят пять лет.
Моим спутницам Омск понравился. Особенно приятна была для них уличная сутолока…
Квартира оказалась тоже приемлемой.
Жена была рада повидаться с симбирцами: с семьёй доктора Крузе, с доктором Грязновым, который после нашего отъезда из Симбирска развёлся с женой Елизаветой Александровной, был где-то на западе врачебным инспектором и, наконец, перевёлся в Омск, где успел жениться на очень миловидной докторше.
У него как у хорошего акушера практика была большая. Он, разыскав нас, настоятельно просил в этот же вечер побывать у него, пообещав собрать симбирских знакомых.
В Омск он попал ещё до гражданской войны. Квартира у него была приличная. Обстановка тоже была хороша, и я радовался за приятеля. После тяжёлой семейной жизни с первой женой он был теперь счастлив.
В этот приезд я вторично посетил «дворянский монастырь» Белякова, где ютились многие симбирские дворяне. Ему каким-то чудом удалось угнать из своего имения целый табун, чуть ли не сто голов чистокровных лошадей, и с большим успехом пускать их здесь на бегах.
Я был счастлив, что мне удалось ему помочь финансово, учтя векселя на девяносто тысяч рублей.
«Дворянским монастырем» прозывалась его небольшая квартира, в которой ютились: Леонид Иванович Афанасьев, Дубровин, князь Александр Николаевич Ухтомский и Саша Мещеринов. Приятно было их повидать и вспомнить старое привольное житьё.
Частенько забегал к нам милейший Владимир Александрович Варламов. Встретился я и с Михаилом Михайловичем Головкиным. Он пировал со своими сослуживцами на пароходе и поздравил меня с проведённой реформой уничтожения керенок.
— Мог ли я думать, когда мы жили в Симбирске, что вы окажетесь таким финансовым деятелем? Когда я вас слушал на съезде, то просто руками разводил — так много вы сообщили нам интересного и нового.
В этот же приезд я встретил на улице Фёдора Александровича Головинского, занимавшего во время революции должность симбирского губернатора, за что большинство беженцев относились к нему не вполне дружелюбно. Он сильно постарел и пополнел. Встретил я в сквере и знаменитого Васеньку Теплова, сильно обрюзгшего, но мало изменившегося. Он всех ругал, по-прежнему пил и скандалил.
Побывал на завтраке и у Николая Александровича Мотовилова. Он жил с семьёй в отдельном домике. В Омск Мотовилов перебрался в начале революции, сбежав со своего вице-губернаторского поста и заняв здесь должность страхового инспектора. Его жена ещё сильнее располнела, а дочурка превратилась в юную красавицу с целым хвостом поклонников.
Он намеревался заняться колбасным делом и просил кредит на оборудование колбасной фабрики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128