Я хотел установить несколько фугасов на земле или расположить их на макушках деревьев и взрывать заряды, когда самолет проходит над ними. Взрывной волной машину могло тряхнуть так сильно, что, потеряв на миг управление, она врезалась бы в землю. К сожалению, осуществить эту идею мне так и не удалось: в полку совершенно не было тогда взрывчатки, а когда она появилась, гитлеровские летчики прекратили уже летать над краем так нахально, как раньше.
Разговор в штабе бригады был недолгим, но насыщенным, и - в который уже раз! - круто изменилась моя судьба. Нас было трое: Васильев, Орлов и я. Мне было предложено на следующий же день принять 1-й полк, обеспечить его участие в совместной операции трех полков бригады против гарнизона противника в деревне Веряжи, а затем выдвинуться на крайний юго-западный участок Партизанского края, в район дальнейших боевых действий.
ПЕРВЫЙ ПОЛК. 1942 год, 1-3 апреля
Принимать полк было и трудно, и просто. Дело в том, что "возраст" у него был совсем младенческий - чуть более месяца,- но за это время он успел уже лишиться командира. Полковник М. Я. Юрьев командовал от силы неделю, а потом внезапно заболел и был отправлен в советский тыл. Остальное время обязанности командира исполнял начальник штаба полка Михаил Викторович Степанов, в прошлом старший лейтенант войск ВОСО. И немного вроде бы накопилось дел, а принимать не у кого. Но главная трудность заключалась в том, что на знакомство с моим войском времени почти не оставалось: операция на Веряжи должна была начаться на исходе следующего за моим приездом в полк дня. Впрочем, я решил, что нет худа без добра,- лучше, чем в бою, людей не узнаешь.
Правда, времени даром не терял. Долго беседовал с комиссаром - бывшим секретарем Уторгошского райкома партии Александром Ивановичем Казаковым, с начальником штаба. Оба они приняли меня доброжелательно, добросовестно вводили в курс полковых дел, старались чем могли помочь. Была, правда, за этим и некоторая настороженность, но ведь это естественно: они тоже присматривались ко мне. А я тем временем старался узнать как можно больше о бойцах, о командирах, об отношениях в полку, о сложившихся уже порядках и привычках. В штабную избу заходило множество людей, у всех были какие-то дела, и я мог наблюдать многое из того, что меня интересовало: как одеты партизаны, как вооружены, как они обращаются к командирам, как реагируют на то или иное приказание, какое у них настроение... Словом, интересовало меня все, вплоть до мелочей: ведь и мелочи - поди их знай! - превращаются зачастую в нечто весьма серьезное.
Налетом на Веряжи завершалась серия совместных действий трех полков нашей бригады на южных границах Партизанского края. Эти действия вынудили гитлеровцев отойти в район озера Цевло - 25 километрами восточнее железнодорожной станции Сущево. Враг понес большие потери в живой силе и технике, а главное, еще раз убедился в возросшей активности и мощи партизанских сил, в нашей решимости и способности противостоять карательным акциям, в нашем умении проводить серьезные боевые операции как на территории края, так и за его пределами.
То, что произошло зимой 1941/42 года на фронтах Великой Отечественной войны - под Тихвином, Ростовом, а особенно, конечно, под Москвой,- аукалось в глубоком немецком тылу, в том числе и в партизанских лесах Псковщины и Новгородчины. Миф о непобедимости гитлеровских армий превращался в прах буквально на глазах. Наши люди обрели удивительную уверенность, мы стали хозяевами отвоеванного у врага района и нигде не давали ему спуску. О гитлеровцах же, а особенно об их приспешниках - полицаях, старостах н других предателях,- можно было сказать прямо обратное: они начали поджимать хвост.
Помню одну из газет того времени, выпускавшихся немцами для жителей оккупированных территорий. Эта газета называлась... "Правда". Не только название, но и внешний вид, даже начертание заголовка украли гитлеровские пропагандисты у нашей самой авторитетной газеты. Делалось это неспроста. Фашисты пытались, используя привычный для читателя облик газеты, которой он безусловно доверял, вызвать тем самым доверие и к своему детищу. Но ребенок подучился весьма ублюдочный. Содержание было настолько бездарным, что могло рассмешить даже очень неискушенного человека. Не припомню, кстати, чтобы гитлеровские пропагандисты хоть раз удивили нас ложью замысловатой: врали они настолько беззастенчиво и нелепо, что можно было просто заменять в их текстах любое утверждение отрицанием и наоборот - и все вставало на свои места. В той газете, которую я вспомнил, иа первой странице был крупный рисунок: немецкий солдат низко склоняется к белоснежному сугробу, бережно поддерживая на ладони пробившийся сквозь толщу снега стебелек травы. В принципе ему не хватало только арфы в свободной руке и крыльев за спиной. Кстати, удивительная слащавость лжи гитлеровских пропагандистов ничего, кроме недоумения, вызвать не могла: до сих пор не понимаю, на какого читателя они рассчитывали. Послушать их - так получалось, например, что и в русские деревни солдаты вермахта входили буквально на цыпочках, чтобы не дай бог не потревожить послеобеденного сна мирного крестьянина. Но кто не знал в те годы правды!
Рисунком, о котором я рассказал, гитлеровцы пытались убедить читателя, что произошедшее зимой объясняется не силой советского солдата, не монолитностью всего нашего народа, а суровостью и жестокостью северной зимы, лютыми холодами, непривычными для немецких войск. Пробьются через толщу снегов миллионы таких вот зеленых стеблей - и тогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112