Это было для меня новой и еще большей неожиданностью. На этот раз я даже растерялся и вместо решительного отказа от предложенной должности обронил короткое:
- Есть!
И этим одним словом судьба моя была решена окончательно и бесповоротно. Я стал начальником штаба 48-й армии.
Вопроса о прекращении наступления на Красный хутор никто больше не поднимал. По-видимому, мое решение не развивать дальше эту чреватую для нас большими потерями так называемую частную операцию получило молчаливое одобрение со стороны командования фронта. Да и не время было толковать о каких-то частных операциях: Ставка дала директиву о подготовке крупного наступления на харьковском направлении. В этом наступлении одновременно участвовали два фронта - Брянский и Юго-Западный. Ударная группировка Брянского фронта должна была сосредоточиться в районе Касторной, а Юго-Западного - в районе Барденково. Сходящимися ударами из этих районов требовалось окружить и разгромить харьковскую группировку противника, освободить Харьков. В состав ударной группировки Брянского фронта входила и вновь создаваемая 48-я армия.
Размах предстоящего наступления и важность задачи, возлагавшейся при этом на 48-ю армию, захватили меня. Не теряя ни одного дня, я направился к новому месту службы - в армию, которая существовала пока только на бумаге. Ее нужно было создать из дивизий и бригад, выделяемых фронтом и прибывающих из глубокого тыла.
3
Все заботы о формировании армии и ее управлении легли на мои плечи. Александр Григорьевич Самохин, назначенный на должность командующего, еще не прибыл из Москвы.
Радовало то, что на укомплектование штаба и многочисленных армейских служб к нам направлялись генералы и офицеры, уже имевшие боевой опыт. Среди них преобладали молодые, энергичные и хорошо подготовленные люди. Все горели желанием работать как можно лучше. Но особенно выделялся в этом отношении начальник связи полковник С. С. Мамотко - человек, отлично знавший свое дело, блестящий организатор и безупречный коммунист. Он очень хорошо помогал мне в те дни, как, впрочем, и во все последующее время нашей совместной службы.
Вскоре все мы выехали в Касторную. Туда из разных мест стягивались наши дивизии и бригады. Всего в состав 48-й армии было включено свыше десятка соединений. Их требовалось встретить на местах выгрузки из эшелонов, своевременно вывести в намеченный район сосредоточения и в самые сжатые сроки подготовить к предстоящему наступлению. Штабу и мне лично пришлось работать днем и ночью.
Через несколько дней поступило сообщение о вылете из Москвы нашего командарма. С генералом Самохиным я встречался один раз накануне войны в Генеральном штабе, когда меня "сватали" на военно-дипломатическую работу. Тогда он только что вернулся из захваченной гитлеровцами Югославии, где служил военным атташе.
Самолет командарма должен был приземлиться в Ельце. Трудно было оторваться от неотложных дел, навалившихся на меня, но я решил все же встретить командующего на аэродроме. К этому обязывали неписаные правила элементарной вежливости. А кроме того, я считал своим долгом поскорее ввести командующего в курс наших забот и намеревался уже по пути из Ельца в Касторную подробно доложить ему, сколько дивизий и бригад к нам прибыло, в каком состоянии они находятся и где в данный момент сосредоточены.
На аэродроме никто не мог сказать точно, когда прибудет интересовавший меня самолет. В томительном ожидании прошло около пяти часов. Терпение мое было исчерпано, и, посоветовавшись со штабом фронта, я возвратился к себе в Касторную.
Вечером, однако, из штаба фронта последовал тревожный запрос:
- Где командарм? Почему его нет до сих пор? В ответ я повторил то, о чем уже докладывал с Елецкого аэродрома. Мне возразили:
- Утром Самохин вылетел из Москвы.
4
Пришлось заняться розысками командарма. Стал звонить по телефону во все бригады и дивизии. Его нигде не было. Не появился тов. Самохин и на следующий день. А через сутки наши связисты перехватили радиопередачу противника, из которой явствовало, что Александр Григорьевич по ошибке совершил посадку не в Ельце, а в оккупированном немцами Мценске. Там он был пленен, и враг завладел при этом оперативной директивой нашего Верховного Главнокомандующего.
Дорого обошлась беспечность людей, отправивших генерала Самохина с недостаточно опытным летчиком, который потерял в воздухе ориентировку. Ставке пришлось пересмотреть сроки готовившегося наступления, изменить направление наших ударов по противнику. Но и это не спасло нас от неудач. У меня нет никакого сомнения в том, что трагический эпизоде генералом Самохиным сыграл свою роковую роль и в какой-то мере предопределил печальный исход наступления на Харьков в мае 1942 года.
По-иному сложилась в связи с этим событием и судьба 48-й армии. Перед нами была поставлена новая задача - готовиться к наступлению не на Харьков, а на Орел из района севернее Ливны. Для этого армию следовало перебросить на значительное расстояние в условиях весенней распутицы. Благодатный чернозем превратился в тестообразное месиво, покрывавшее все поля и дороги. В разоренных врагом деревнях не оказалось корма для лошадей, а подвоз фуража из тыла был сильно затруднен. Нередко возникали перебои и с горючим для автотранспорта, и с продовольствием.
Люди на себе несли боеприпасы, тащили на руках пушки, выталкивали плечом застрявшие в грязи автомашины. Из-за всех этих передряг мы запоздали с выходом в новый район сосредоточения. Потом потребовалось время, чтобы привести части в порядок после утомительного марша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93