Часовой нас не задержал.
И здесь у командира корпуса мы застали совещание. Оно приняло, видимо, затяжной характер. На дворе уже светло, а в сарае горит огонь. На стене карта. Обсуждается вопрос о действиях корпуса в окружении.
Я опять незамеченным подошел к столу. На ляпе у генерала Свиридова тоже появилось удивленное выражение. И когда я сообщил о том, как за ночь изменилась обстановка, все облегченно вздохнули.
Но облегчение моральное не избавляло командиров от напряженного труда. Наоборот, работы у них теперь прибавилось. Нужно было немедленно возобновлять наступление, решительно ударить по отходящему врагу, не дав ему укрепиться на промежуточных позициях.
Через несколько минут я связался по радио с командующим фронтом и доложил ему, что 4-й и 2-й гвардейские механизированные корпуса продолжают выполнение той задачи, которую он сам поставил перед ними.
- Благодарю... Все мы благодарим вас, - донесся до меня в ответ радостный голос Федора Ивановича. - Жду. Возвращайтесь...
Солнце уже поднялось над разрушенными хуторами, когда я тронулся в обратный путь. Духота стала еще несноснее. Бледно-голубое, словно выцветшее, небо вдоль и поперек чертили истребители. Над степью шел воздушный бой. А ниже, над самой землей, сотрясая все вокруг гулом моторов, проносились штурмовики. Они уже возвращались с задания.
Со стороны Таганрога по-прежнему слышался гул артиллерийской стрельбы. Над горизонтом поднималось темное облако пыли и, как столб, стоял беловатый дым от сбитого самолета.
Днем я сравнительно легко добрался до командного пункта фронта, хотя дорога была ужасна. На земле не осталось, кажется, ни одного квадратного метра, не поврежденного снарядом или бомбой. Там и сям торчали дыбом бревна и рельсы, являвшиеся некогда перекрытиями в немецких блиндажах. Часто попадались раздавленные танками пушки.
В одном месте меня остановил раненый сержант. К сожалению, я не мог посадить его в машину, потому что в ней уже разместились человек пять таких же, как он, наскоро перевязанных окровавленными бинтами. Да сержант и не претендовал на это. У него ко мне был только один вопрос:
- Товарищ генерал, высоту-то наши взяли?
- Взяли, - ответил я, хотя и не знал, что это за высота.
- Ну, тогда все в порядке. Буду спокойно лечиться. Спасибо...
По возвращении на КП мне случилось проходить мимо радистки, прихорашивавшейся перед зеркалом. Случайно глянул в это же зеркало на себя и не поверил глазам своим: я это или не я? Поцарапана щека, лоб черный от пыли, смешанной с потом, фуражка вся в глине...
- А нельзя ли здесь у вас умыться? - обратился я к девушке.
Сорвется порой с языка такое, а потом и сам не рад... Вокруг меня сразу образовалась толпа. Откуда они только появились? Одна мыло дает, другая воду льет, третья с полотенцем стоит.
- Мы уж думали, что больше и не увидим вас, - сказала какая-то простодушная, совсем крохотная девчурка.
- Это почему же?
- Потому что знаем, где вы были.
- Да, от вас действительно не скроешься. Недаром, видно, говорят, что радист, телефонист да машинистка - это сейфы, сплошь набитые секретами...
Наскоро умывшись, я поблагодарил девушек и поспешил к командующему. В присутствии члена Военного
совета доложил ему подробно о всем виденном и сделанном. Он выслушал меня внимательно и сразу же повел речь об очередных неотложных делах:
- Теперь, Сергей Семенович, я прошу вас подготовить план ввода новых корпусов.
- Радуйтесь, - кивнул мне Гуров, - подходят обещанные Ставкой оперативные резервы.
- Сколько?
Федор Иванович махнул недовольно рукой и ответил:
- Корпусов-то два: пятый гвардейский Донской кавалерийский и одиннадцатый танковый. Но потрепанные страшно. Одной полноценной дивизии не стоят...
- Дареному коню в зубы не смотрят, - улыбнулся Гуров.
И действительно, хорошо хоть это прибыло. Нам в то время очень требовались новые соединения для наращивания силы нашего удара.
Наступление продолжало развиваться. Войска Южного фронта заняли город Ворошиловград (Луганск), а соседний Юго-Западный фронт форсировал Северный Донец и овладел Лисичанском. Бои шли по всему полукольцу, охватывающему Донбасс с севера, востока и юга.
6
Гитлеровцы, как голодные шакалы, вцепились в лакомый кусок - нашу "всесоюзную кочегарку". Они назвали Донбасс восточным Руром и готовили ему судьбу немецкой колонии. Невообразимые зверства творили там фашисты, стремясь сломить волю свободолюбивых советских людей.
Однажды к нам на командный пункт пришел в сопровождении офицера из разведки человек средних лет, без документов, оборванный и до крайности истощенный.
- Я донецкий шахтер, - отрекомендовался он и попросил представить его командующему.
- А что у вас такое? - поинтересовался я и назвал свою должность.
- Пришел просить... нет, требовать: ускорьте освобождение Донбасса. Люди гибнут! Тысячи заживо погребены в темных забоях... Мы сами вам поможем. Донбасский пролетарий - он знаете какой! Его не так-то просто сломить, а покорить совсем невозможно.
И тут я, кажется, впервые услышал то, о чем позже довелось читать в талантливой повести Бориса Горбатова "Непокоренные", в известном ныне каждому советскому человеку романе Александра Фадеева "Молодая гвардия". Наш нежданный гость с той стороны фронта поведал мне о героической и многогранной борьбе нашей шахтерской гвардии, во главе которой стояло крепкое. закаленное боевое ядро коммунистов-подпольщиков.
Ночью мы помогли шахтеру вернуться обратно через линию фронта и вместе с ним послали разведчиков, которые должны были связаться с донецким большевистским подпольем, с местными партизанами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93