В этот момент несколько снарядов разорвались близ нашего домика, а два угодили прямо в него, отвалив угол. Зазвенели и посыпались на пол стекла, пахнуло пороховой гарью. На улице началось движение. Машины, повозки выезжали из-под обстрела, связисты исправляли порывы в проводной сети.
— Трудно управлять корпусом в таких условиях. Надо перенести командный пункт, — сказал член Военного совета Шепилов. — Запасный КП есть?
— Есть. В Патке.
— Готов к действию?
— Готов. Там уже сидит оперативная группа.
Шепилов позвонил командующему армией, обрисовал обстановку и, обернувшись ко мне, сказал:
— Командующий армией разрешил вам переместиться в Патку. А каким путем вы это сделаете? Не накроют вас огнем?
— Путь есть — в тыл от этого домика, а там — прямо по дороге…
На душе у меня сразу стало легче — с нового КП управлять корпусом будет гораздо удобнее.
Пока мы переезжали в Патку, начальник штаба генерал Забелин с несколькими офицерами оставался в Замоле, чтобы управление дивизиями ни на минуту не прерывалось.
Наш переезд в Патку занял менее часа. Отсюда нам удалось восстановить связь с командиром 5-й дивизии Афониным. Вызванная нами штурмовая авиация атаковала вражескую колонну танков и автомашин, продвигавшуюся к Замолю, и нанесла ей значительные потери. При содействии авиации противник был отброшен и от высоты 149. Положение в районе Баклаш также удалось восстановить. Однако общее напряжение на фронте корпуса не ослабевало. 5-й дивизии пришлось все-таки оставить Замоль.
Уже в сумерках в Патку приехал Забелин. Танки гитлеровцев были на окраине Замоля, когда ему удалось в последний раз связаться со штабом армии. Генерал Деревякко приказал ему немедленно покинуть Замоль. «Иначе танки противника отрежут тебя от корпуса», — сказал он.
В этой напряженнейшей обстановке, под обстрелом и бомбежкой, наша связь работала непрерывно. Самоотверженность и воинское умение бойцов и командиров 121-го отдельного гвардейского батальона связи обеспечили нам непрерывность управления отходящими войсками.
А чего стоили связистам последние часы перед оставлением Замоля! Бой шел уже на улицах, когда солдаты под руководством капитана Мачесова размонтировали узел связи, по частям, ползком вынесли телеграфно-телефонную станцию за околицу и доставили в Патку — на запасной, ставший теперь основным, командный пункт.
Солдат Михаил Чернов добровольно вызвался на самую опасную работу. Под огнем фашистов, уже прорвавшихся к центру Замоля, он, как кошка, полз по крышам домов и садовым стенам, сматывая кабель.
И сметал все до последнего кусочка, вынес в тыл.
Захват Замоля не принес врагу успеха. Ударная сила наступавшей танковой группировки иссякла. Фашисты были остановлены сразу же за селом, в 500–600 шагах к востоку от него. Последний день наступления обошелся им в 38 подбитых и сожженных танков и штурмовых орудий. Всего же за пять дней боев на Замольском рубеже они потеряли 139 танков и самоходных орудий, около 50 бронетранспортеров. Врагу удалось за это время продвинуться на 6–8 километров. Таким образом, и второй его контрудар на Будапешт провалился.
Большую роль в отражении этого контрудара сыграло наступление войск 2-го Украинского фронта, предпринятое вдоль северного берега Дуная на комарненском направлении. Оно вынудило гитлеровское командование перебросить туда свои резервы, подготовленные для действий на будапештском направлении.
С благодарностью вспоминаю боевые дела наших славных летчиков из 17-й воздушной армии, которой командовал генерал В. А. Судец (ныне — маршал авиации). Они по нашим вызовам своевременно появлялись над полем боя, метко бомбили и удачно штурмовали места скопления врага, его боевые порядки, танки и артиллерию. Этому способствовало хорошо налаженное взаимодействие, которое заключалось в том, что, как и в дни боев у Балатона, офицеры штаба этой армии со своими радиостанциями располагались в районе моего наблюдательного пункта, откуда наводили свои самолеты на цель.
Упорство обреченных
В то пасмурное январское утро сообщение начальника штаба Забелина было кратким и обнадеживающим:
— Обзвонил всех командиров дивизий и наши наблюдательные пункты. Повсюду противник притих. Активности не проявляет после того, как его попытки наступать — довольно нерешительные — были отбиты огнем артиллерии.
— Либо выдохся, либо перегруппировывается…
— Скорее — выдохся. Разведчики должны взять контрольных пленных. Узнаем точно.
Так мы разговаривали с Забелиным, когда стукнула дверь и кто-то негромко спросил:
— Разрешите?
Это был командир 80-й гвардейской дивизии полковник Чижов.
— По приказу командующего армией дивизия возвращается в состав вверенного вам корпуса! — доложил он.
Говорит это, а глаза — долу, не смотрит на нас с Забелиным. Состояние его нам понятно. Две недели назад уходил из корпуса во главе сильной, полнокровной дивизии, привел же обратно остатки полков — ни пушек, ни тяжелого оружия, ни машин.
В первые дни января, когда немцы нанесли первый контрудар, дивизия потерпела жестокое поражение. Там, на севере у Агостиана. Должностные лица, расследовавшие причины поражения, пришли к выводу, что будь на месте Чижова сам Александр Васильевич Суворов, и тот едва ли бы избег беды.
Что ж, с юридической точки зрения они, возможно, правы. Однако есть на войне еще один закон, он гласит: «Позора не знают только мертвые».
Тысячу с лишним лет назад высказал эту мысль наш великий предок Святослав Игоревич, и с той поры она лежит в основе поведения русского солдата на войне, в основе нашей воинской этики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94