Вместе с М. П. Батуркиным мы пошли в отбитую траншею. Смотрю, в ней — мины и снаряды, аккуратно уложенные и подготовленные к стрельбе. Боеприпасов достаточно.
— Что ж, — спрашиваю Батуркина, — вы докладывали о боеприпасах? Ведь это неправда…
— Неправда, — смутился Батуркин.
— Значит, Секешфехервар ничему не научил вас?..
Я направился в Миклош. Там уже был командир 80-й дивизии полковник Чижов. Разговор с ним был не из приятных.
— Как получилось, Василий Иванович, что прорыв обороны полка Батуркина оказался для вас неожиданным?
— Я совсем недавно разговаривал с Батуркиным, он доложил, что все в порядке…
Такой ответ Чижова меня просто поразил. Как будто это не его дивизию три недели назад разбили в Агостиане — в значительной мере из-за подобных же легкомысленных «все в порядке». А кроме того, ему, конечно, известен случай с Батуркиным, когда мы брали Секешфехервар. Тогда на мой вопрос по радио: «Почему остановились?» Батуркин ответил: «Окружены. Танки противника в квадрате…» — и он назвал координаты командного пункта нашего корпуса! Я тотчас же пришел к нему, новел в район, который он назвал по кодированной карте, и попросил показать танки противника…
Сейчас я вынужден был очень жестко предупредить и Чижова и командира полка.
Противник еще раз пытался атаковать правый фланг 80-й дивизии, на этот раз 25 танками и батальоном пехоты, однако был отражен нашим огнем. Близ шоссе, ведущего на Замоль, хорошую службу сослужила нам трофейная «пантера». Она была подбита ночью, перед передним краем. Наши смельчаки добрались до машины и проверили ее. Оказалось, что, если кое-что исправить, можно пустить «пантеру» в действие — снарядов осталось много. К утру ее исправили. Люди сидели в машине, готовые открыть огонь. Такой момент наступил, когда вперед двинулись десять вражеских танков. Они подставили свои борта, и «пантера» открыла прицельный огонь. Гитлеровцы растерялись, их танки заметались по кукурузному полю и повернули назад.
Едва я доложил командующему армией обо всем этом, меня вызвали к телефону из 5-й дивизии.
— Противнику удалось вклиниться в нашу оборону, бой идет в первой траншее, — говорит генерал Афонин.
— Подожди, Павел Иванович, не бросай трубку, — и я тут же вызвал командующего армией, сообщил о положении в 5-й дивизии.
— У меня сейчас резервов нет, — ответил он. — Готовлю для Фоменко, у него тяжело.
— Понимаю. Разрешите использовать три танка из корпуса генерала Ахманова.
— Откуда они к тебе попали?
— Стоят около моего командного пункта. Были направлены в разведку, но сбились с маршрута.
— Что сделают три танка, да еще на ночь глядя?
— Ночь лунная, а ребята, видно, лихие. Может, и спроворят — пугнут фрица…
— Ну, попробуйте…
— Благодарю, — и сейчас же по другому телефону Афонину: — Павел Иванович, передай своим, чтобы держались. Направляю тебе танки. Встречай их и вышибай гитлеровцев из траншеи.
— Вот хорошо, — ответил он, даже не спросив второпях, сколько танков.
В это время на командном пункте появился капитан Никитин, ездивший по моему поручению в тыл проведать наших раненых. Он рассказал, что эсэсовские танкисты, прорываясь к Дунаю, разгромили один оказавшийся на их пути госпиталь, давили танками беспомощных людей, зверски убивали врачей и медсестер.
Разговор наш с Никитиным прервал звонок из 5-й дивизии. Афонин доложил, что, как только солдаты услышали шум моторов, по всей обороне понеслось: «Наши танки!» Кто-то подал команду, и враг был выброшен из траншеи.
— Очень хорошо. А танки-то хоть участвовали в контратаке?
— Огнем своих пушек, ну и моральной поддержкой. К траншее они подошли, когда гитлеровцы уже бежали…
Как обычно бывает в трудной боевой обстановке, все средства связи работали очень напряженно. Вызывали артиллерийские наблюдатели, разведчики, комдивы. Позвонил из штаба армии генерал Деревянко:
— Имей, — говорит — в виду, противник теснит 252-ю дивизию Горбачева. Есть ли у тебя связь с корпусом Фоменко?
— Связи нет. Выдвигаю в сторону Вереба противотанковый и общевойсковой резервы.
— Командный пункт Фоменко переместился тоже в Вереб. Устанавливай с ним связь.
— Хорошо. Там есть как раз наша конная разведгруппа, ей подан провод…
Перед тем как прервалась связь с генералом Фоменко, мы передали ему сведения, добытые все теми же конными разведчиками. Они видели вечером пятнадцать танков противника, которые двигались в сторону Вереба. Фоменко ответил, что южнее Вереба стоит в обороне его резервный полк и поэтому беспокоиться нечего.
Никитин воспользовался наступившей паузой и досказал свое сообщение о поездке по госпиталям.
Вручив раненым награды и пожелав им скорейшего излечения, Никитин возвращался на машине. Переправа через Дунай была перегружена перебрасывались боеприпасы и эвакуировались раненые с правого берега на левый. Никитину пришлось остановиться в городе Дунапатай, в доме № 88 по улице, шедшей параллельно Дунаю, названия которой, как и фамилию хозяина этого дома, он не помнит. Хозяин дома с горечью высказался о гибели своего сына под Харьковом. Утром следующего дня шофер доложил капитану Никитину, что машины во дворе нет, на том месте стоит большая копна сена. Оказалось, что хозяин, узнав ночью о появлении каких-то блуждающих групп гитлеровцев, отправил свою жену к соседям, чтобы распространить слух об уходе хозяина, ее мужа, к родным. А сам тем временем заложил ворота дровами, а машину сеном, чем и уберег наших воинов от опасности.
Было уже к полуночи, когда Забелин протянул мне трубку телефона:
— Вас срочно просит телефонист, который тянул линию к Фоменко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94