Понятно, что провал штурма настолько обескуражил персидскую армию, что афганцы смогли восстановить разрушенные части валов и стен, не встречая препятствий со стороны персов. Шах, правда, приказал окружить весь город валом с башнями, но никто и не подумал выполнить этот странный приказ.
Первого министра, казалось, не трогало это несчастье, и он продолжал хвастаться и болтать. Например, Омар-хану, афганцу, который посетил его через несколько дней после штурма, он сказал, показывая на караульного у дверей: "Видишь ты этих солдат? Это львы, это тигры! Мне стоит сказать лишь слово, и они покорят Афганистан, Кабул и выгонят англичан из Индостана". Омар-хан, улыбаясь, ответил, что он верит этому, но пусть Мирза Хаджи-Агасси попробует сначала захватить Герат! Этот ответ, естественно, задел самолюбие министра, и он возразил с досадой: "Герат! Герат! Для меня это так же легко сделать, как выпить стакан воды!" Подобным бахвальством он пытался пускать пыль в глаза, однако все здравомыслящие люди осуждали слабость шаха, доверившего этому полусумасшедшему судьбу Персидского государства.
После неудавшегося штурма армия простояла в бездействии еще два месяца у стен Герата. В это время из внутренних районов Персии прибыли подкрепления, примерно 2 тыс. человек, с малочисленной артиллерией и боеприпасами. Кроме отдельных попыток проникнуть в крытые галереи, которые делались вновь прибывшими войсками по приказу первого министра наугад и безрезультатно, с крупными потерями, персидская армия ничего не предпринимала. Напротив, начались дипломатические переговоры с правителем Герата Камран-Мирзой или, скорее, с его всесильным министром Яр Мухаммед-ханом. Последний каждый раз делал вид, что подчинится и покорится. Начался обмен письмами, посылались уполномоченные с той и другой стороны, и даже наш драгоман Гутт отправился однажды в город, получив инструкции заверить Яр Мухаммед-хана, что ему нечего опасаться за свою жизнь, если он сдаст Герат шаху и покорится ему. Во время этих переговоров между афганскими и персидскими солдатами установилось молчаливое согласие о перемирии. Афганским солдатам продавали масло, соль и даже туры и фашины, поскольку в городе не хватало топлива. Лишения, которым подверглись за десять месяцев осажденные, были действительно огромными. В городе свирепствовали эпидемии, особенно офтальмия (воспаление глаз). Из Герата было изгнано много жителей, но предварительно ид всех обобрали. Их даже пытали, чтобы получить деньги и ценности. Несчастные приходили в персидский лагерь голые и босые. Многие из них последовали затем за армией и осели в Хорасане.
Все дипломатические переговоры со стороны Яр Мухаммед-хана были лишь фикцией; единственная их цель состояла в том, чтобы водить за нос первого министра. Перед своим отъездом из персидского лагеря Макнил не напрасно советовал Яр Мухаммед-хану потерпеть и выждать несколько месяцев, пока Англия не найдет способа освободить его от персидской армии. И действительно, 20 июля в лагерь под Гератом прибыл полковник Стоддарт и вручил ноту, в которой английский министр при персидском дворе Макнил заявлял, что Великобритания рассматривает осаду Герата как враждебный акт, направленный против Индостана, и требует от шаха немедленно снять осаду; в противном случае английское правительство будет вынуждено вмешаться. В подтверждение этой несправедливой угрозы из Бомбея в Персидский залив была направлена флотилия из пяти кораблей, которая овладела персидским островом Харг, а затем оккупировала город Бендер-Бушир.
Несчастный Мохаммед-шах, слишком слабый характером, чтобы отстоять свои права, покорился судьбе. Он внял угрозам Англии и решил снять осаду. Литейную мастерскую в лагере разрушили, гигантские пушки распилили на куски, чтобы взять с собой хотя бы металл. Вся свита, например писари, и другой бесполезный народ были отправлены вперед, в Мешхед. Мы между тем откармливали своих лошадей и мулов, готовясь двинуться в обратный путь. Первый министр выступал теперь в роли философа. Однажды он так высказался в нашем присутствии: "Если государь лишится трона из-за Англии, то я уединюсь с ним в Моздоке (маленькой крепости на Тереке. - И. Б.) и удовлетворюсь пенсией от русского императора в размере одного персидского дуката (батхакли, состоящий из 9 серебряных сахиб-кранов. - И. Б.) в день, из него 8/9 отдам на содержание шаха, а себе оставлю 1/9 часть".
В таком духе он продолжал бахвалиться перед всеми. 23 августа доктор Йениш покинул лагерь под Гератом, чтобы вернуться в Тифлис. Когда он прощался с Мирзой Хаджи-Агасси, тот сказал ему среди прочего: "Персия сейчас так же могущественна, как и во времена Надир-шаха. Нам подвластны вся Средняя Азия, Афганистан, Пенджаб, а также Индостан; что же касается Грузии и Кавказа, то мы подарили эти земли русскому государю в знак дружбы".
В течение июля и августа стояла невыносимая жара. В наших палатках температура достигала 30-34° по Реомюру, а в жилищах из глины - 27-29°. Однако жара смягчалась постоянно дующим свежим восточным ветром; небо оставалось всегда ясным, и ни разу не было ни дождя, ни грозы. В этот период мне пришлось слышать и видеть много интересного, так как к Мохаммед-шаху спешили со всех сторон посланники, чтобы заверить его от имени правителей близлежащих земель и районов в их преданности ему. Они прибывали из Систана, Гиссара, Меймене, Кандагара и т. д. Я узнал о вышеупомянутых землях много любопытных подробностей, которые нашли позднее отражение в моем описании Персии. Афганский начальник Шамс эд-дин-хан не раз бывал у графа и много рассказывал о своем народе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154