- Но не таким путем. Вы порядочный человек, как и я. Мы оба
профессионалы, и нам не следует идти на грязные подтасовки!
- Вы меня не поняли! У нас имеются фотографии, но они могут быть
бесполезны, поскольку они трехлетней давности. Борн изменился за эти годы.
Кроме того, Конклин разговаривал с ним ночью и под дождем. Теперь эта
женщина может стать нашим единственным спасением. Она долгое время
находилась рядом с ним и может опознать его раньше, чем любой другой
человек.
- Я все еще не понимаю...
- Попробую объяснить. Среди многих талантов Борна есть способность
изменить свой облик, смешиваться с толпой или с группой деревьев, так что
вы ни за что его не заметите. Если вы говорите, что он почти ничего не
помнит, то это еще ничего не значит. Мы использовали для него специальное
слово в "Медузе". Его люди называли его... хамелеоном.
- Это и есть ваш Кейн, генерал.
- Это был наш Дельта. Не было никого в мире подобного ему... И в этом
женщина может нам помочь. Сейчас... Поверьте мне! Разрешите мне встречу с
ней, разрешите поговорить!
- Доверяя вам, мы как бы подтверждаем ваше отношение к этому делу, а
я не думаю, что мы можем это допустить.
- Ради бога, выслушайте меня! Вы только что сказали, что мы
порядочные люди! На самом деле? Мы должны спасти ему жизнь! Если она будет
со мной, то мы найдем его и сможем увести из-под удара!
- Вы говорите так, как будто точно знаете, где он собирается быть.
- Да.
- Почему?
- Потому что он не должен больше никуда идти.
- Может быть, вам и время известно? - удивился директор службы
дипломатических операций. - И вы знаете, когда он собирается туда пойти?
- Да. Сегодня. Это день его собственного уничтожения.

35
Такси, пробиравшееся на восток в направлении 71-ой улицы, угодило в
пробку на въезде на Восточную Ривер Драйв. Машины продвигались вперед дюйм
за дюймом, ревя двигателями и не переставая сигналить. Было 8.45 утра и
нью-йоркские улицы были в своем обычном состоянии. Откинувшись на заднее
сидение, Борн смотрел на трехрядную улицу из-под полей низко надвинутой
шляпы через солнцезащитные очки. Он действительно бывал здесь, и все это
было неизгладимо. Он ходил по этим тротуарам, разглядывал эти двери,
витрины магазинов и стены, увитые плющем. Борн видел все это раньше, эти
сады, расположенные в нескольких кварталах и парк. Он припомнил, что
когда-то смотрел на все это из окна большой комнаты с элегантными
французскими дверями, находившейся внутри высокого, узкого кирпичного дома
с огромными окнами, тремя рядами над тротуаром. Пуленепробиваемость этих
окон сочеталась с их античным оформлением.
Лестница, ведущая в особняк, также была необычной. Каждый шаг по
ступеням приводил к срабатыванию электронных устройств. Джейсон знал этот
дом. Знал, что они находятся от него уже близко. Когда они въехали в
знакомый квартал, нервы его напряглись. Теперь он понял, почему улица в
районе парка Монсю, где жил Вилье, показалось ему знакомой.
Борн вспомнил о генерале. Он написал все, что мог вспомнить с тех
пор, как к нему стала возвращаться память. С первого мига, когда чуть
живой раненый человек открыл глаза в комнате на островке Порт-Нойр, и
включая страшное впечатление от событий в Марселе, Цюрихе и Париже,
особенно в Париже. Борн написал правду, которая в руках генерала Андре
Вилье найдет нужное применение. Это даст возможность принять справедливое
решение в отношении Мари Сен-Жак. Это обстоятельство давало ему свободу, в
которой он так нуждался. Эапечатав исписанные страницы, он отправил их
генералу из аэропорта Кеннеди. В то время, когда они достигнут Парижа, он,
может быть, еще будет жив, а может и нет. Или он убьет Карлоса, или тот
прикончит его. Где-то на этой цельной улице, так же как и на той, похожей
на нее, за тысячу миль отсюда, должен быть человек, плечи которого
двигались в такт его шагов, как у хищного животного, и который должен был
охотиться за ним. Это было единственное, в чем он не сомневался. Он должен
сделать то же самое... где-то на этой улице.
Здесь! Это было здесь, где утреннее солнце осветило черную дверь и
отразилось в поблескивающих оконных стеклах. Что-то символичное было в
этом возвращении. Борн находился как бы перед началом, как совокупностью
уничтожения и возрождения, черной ночной тьмы и занимающегося рассвета.
Ему хотелось подняться по этим ступеням и колотить в эту дверь, пока его
не услышат.
Он писал Карлосу, что придет сюда за документами, которые, как ему
казалось, должны находиться здесь... его "последняя защита". Это была еще
одна часть его темного прошлого. Но если он еще не осознавал этого в
Париже, то сейчас он все понял. Ответ на вопрос "кто он такой?" должен
находиться в этом доме. И придет ли сюда Карлос или нет, он должен найти
это. Должен!
Неожиданно он попал в бесконечное море криков, своих собственных
криков.
"Забудь Карлоса! Забудь про ловушки! Войди в этот дом! Это должно
быть там! Останови все это!"
Во всем этом таилась ирония. Сокрушительная ирония... Для него в этом
доме не было никакой защиты, кроме, пожалуй, окончательного объяснения для
самого себя. И все это было довольно призрачным для Карлоса. Те, кто
охотился за ним, знали это и желали его смерти. Но он был так близок... он
должен найти это. Это находилось здесь.
- Проехай еще раз через этот квартал. Для намеченной встречи я
приехал слишком рано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151